Камилл Бурникель - Темп

Все было фальшивым, зато голос, голос был реальным. Хотя Арам был не в состоянии определить место, откуда он раздавался. Настоящий! Каким образом, когда в сопредельных краях все спит глубоким сном? Черт побери! Он не мог опомниться. Один из этих библейских капканов!..

— Вы не хотите попробовать? — говорил голос.

Если бы крики обезьян и попугаев вдруг прибавили бы ко всему этому и зов леса, если бы крупные млекопитающие, живущие в воде, поднялись на поверхность и стали фыркать, он бы знал, что это тоже фальшивка, что магнитофонная лента преподносит ему шумы саванны, слоновью свадьбу или же концерт Антильских островов. Теперь он был готов ко всему: к появлению гигантских насекомых, проползающих с танковым лязганием, к крикам лани, к рычанию тигра… к чему угодно. Жизнь еще могла его изумлять и даже заставить трепетать его сердце, как свежий лик юного апреля, внезапно появившегося за поворотом улицы. Приглашение повторилось, и секундой позже он уже знал. Он знал, что голос доносится не из микрофона, спрятанного под банановым листом или в плоде манцениллы, дерева смерти, поставляющего ядовитый сок для стрел, а из вполне живых уст, которые тут же потребовали:

— Подайте мне полотенце, будьте добры… вон там, вы на нем стоите.

Он подал полотенце с головой сокола.

— Меня зовут Ретна.

Интересно, русалки вот так сразу называют свое имя, едва выскочив из воды? Это напомнило ему одну пьесу, которую он видел на Бродвее.

— А вас?.. Как вас зовут?

Подобный вопрос редко звучал в ушах Арама, который вынужден был избегать тех, кто гонялся за ним из-за автографа, из-за пуговицы, из-за дешевой авторучки, которой он записывал ходы, или же чтобы потребовать у него отчета, почему он пожертвовал ферзя, не воспользовался такой-то возможностью, отказался от такого-то преимущества и не лучше ли было… и т. д. В этой области все успокоилось, но место под солнцем он, несмотря ни на что, сохранял. Во всех уголках его архипелага — по крайней мере еще уцелевших частей последнего — любой лифтер знал, кто он такой, за исключением, правда, того коридорного, сегодня утром, у которого был столь ошарашенный вид, но это исключение… Он, по крайней мере, сохранял привилегию — знак его близкого знакомства с местами — отнюдь не быть для обслуживающего персонала ни клиентом, ни завсегдатаем бара, ни одним из тех немного подозрительных набобов, от которых дирекция предпочла бы избавиться, а являться причастным к конторе, закрепленным за кораблем, хотя и не имеющим определенных функций. Слишком привычным силуэтом, чтобы задавать ему вопросы.

Он чуть было не ответил: Winterhawk. Белый Сокол. Такое имя хорошо вписалось бы в сцену, которая создавала впечатление, что идет съемка. Встреча на опушке леса молодой девушки и дикаря… или же путешественника. Однако он назвал свое имя. Услышав его, молодая особа, которая заявила, что ее зовут Ретна, и которая теперь вытиралась полотенцем, стоя перед ним, не вздрогнула и не впала в транс.

Он не собирался у нее спрашивать о том, как она оказалась здесь в такой час и кто дал ей ключ… равно как и о том, смотрят окна ее комнаты на озеро или на город. В конце концов, он не подряжался обходить дозором подвалы и не заведовал службой наблюдения за порядком в ночные часы. В швейцарском отеле охрана если и существует, то не бросается в глаза.

Юная пловчиха растиралась быстро и увлеченно, отжимала волосы на затылке, приглаживала на висках, не выказывая удивления по поводу его присутствия здесь. Арам продолжал ее разглядывать. Жесты плавные, раскованные, формы удлиненные, но крепкие — добротный продукт этой земли — и при этом тонкая талия, тонкие запястья. То небольшое количество одежды, которое было на ней, не давало ей ничего скрыть. Однако будь она более крепкой, более полной, она бы и тогда не стеснялась показать себя такой, как она есть. Эта ее естественность, ее нежелание устанавливать какую бы то ни было дистанцию бросались в глаза прежде всего.

— Здесь это единственный бассейн, который открыт ночью, как вы догадываетесь… и мне случается иногда приходить сюда тренироваться.

Фраза ему не пришлась по вкусу. Мысль, что она может быть членом спортивного клуба, тренироваться для отборочных соревнований, вероятно, для какого-то чемпионата, для медали, «взорвала» его немедленно. Он принял в штыки такой оборот. Поэтому произнес:

— В этом кресс-салате, в этом молочае… в этом эрзаце!

— Вам не нравится?.. А мне кажется, это очень мило.