Людмила Петрушевская - Номер Один, или В садах других возможнос­тей

Пусто.

Взял машину, доехал до вокзала. Кипела бурная жизнь, старые проститутки ожидали своего часа, какого-нибудь в хлам пьяного транзитника, валил народ с поезда, вечный карнавал, а он после драки да и парчина, даже обе, в крови. Милиция невдалеке попарно.

Кто-то подошел, сказал:

— Ты от кого?

— От Вахи.

— Ну и сливайся отсюда.

Угрожают. Приняли за кого-то. Да и вид, конечно,

Поменял доллары, купил себе бутылку, закусь, первые с краю штаны спортивные, а то люди глядели на его брюки. Переоделся в сортире. Бутылку тут же выпил. Умылся, вытерся рукавом. Весь трясся.

И вдруг позвонил домой, покашлял и шипя сказал:

— Але! Анюта? Муми! Плохо слышно! Это я! Я по межгороду звоню!

Она хрипло, надтреснутым голосом ответила:

— А! Это ты? Какой-то голос незнакомый.

— У тебя тоже!

— Ты жив? Я так и думала. Прекрасно, — сказала она и состроила даже какую-то усмешку, подпустила иронии. — Спасибо за подарки.

— Каки подарки? — изумленно ответил он. — У меня ни копья! Муми… мумичка!

— Как какие подарки? Человек от тебя приходил…

— Ты что, Муми!

— А деньги?

— Вот те на. Анюта! Честное лее… ленинское! (это семейная поговорка).

— Неважно. Слушай. Лекарство-то… оно действует! Алешка двигает ногами и руками! Так сказать… Не было бы счастья…

Тут она заплакала, зарыдала взахлеб бормоча: «Я так соскучилась по тебе, мы так соскучились по тебе».

— Тут ветер и дождь, — отвечал он. — Такие ветра! Ночи не сплю.

— Я так и думала.

— Пытаюсь достать деньги, мумичка!

— Но ты представляешь, какое лекарство!

— Это не это! — воскликнул он. — Это моя гимнастика с ним!

— Лекарство, лекарство, — рыдала она. — Но он все равно говорит, да, Алешенька? Он все равно говорит: когда папа будет со мной заниматься? Скажи, Алешенька! Это папа звонит!

Его голос, сиплый:

— Па? Па?

После плача.

— Да, мумичек.

— Ковда… (вздохнул тяжело после плача). Ковда гивнастикой будешь со мной… Я упав!

Он говорил, говорил взахлеб.

— Дай-ка маму. Пока-пока. Целую-целую (…). Че это он не спит у тебя. А как сама-то?

Помолчала.

— Знаешь, я тут упала… С лестницы тут упала… Нос разбила, вся распухла. Голова кожа распухла как подушка… Но ничего, жива! Жива осталась! Быстро приезжай! Невозможно без тебя!

— Сейчас как? Сейчас я не в силах.

Она как-то странно засмеялась. Как смеются оскорбленные и униженные.

— Лед, приложи лед! Муми! К голове!

— А, как я не догадалась, сейчас… (возня, пошла с телефоном к холодильнику) сейчас.

— С какой лестницы?

— У соседей стремянку взяла, занавеска упала… Синяки.

— Слушай, а у тебе не сломано ничего? Ты в нос говоришь…

— Да не знаю… Погоди, а что это ты столько по автомату наговорил? У тебя же денег нет? (Подозрительная).

— А… Тут автомат вообще без жетонов работает, по… поняла? Он сначала одну штучку проглотил, а потом видишь, я говорю и все! Так что сходи на рентген. Вызови мать с Алешкой посидеть и сходи.

— А, мы вчера опять с ней хорошо поговорили. Она обиделась, что я ей не звоню. А ей звонить, это на час попреков. Ты не из автомата звонишь!

— Сходи на рентген… Проверь мослы свои…

— Что ты говоришь? Что-о?

— Слушай. Если меня нет — выходи тогда замуж за моего Валеру. Он верный, хороший парень. Будет отцом.

— Как это — тебя нет? Как это? Глупости какие. Буду ждать всегда. Мы с Алешей будем ждать тебя всегда! Идиотов не предлагай. Никогда! Ты говоришь не своим голосом!

— А у тебя тоже не сво… не свой. Меня убили (заплакал). Молись.

Он повесил трубку, как будто прервали.

На перроне Валера договорился с проводницей, залег в отдельное двухместное купе спального вагона, все как полагается, уже не было того задору взять чемоданчик у лоха. Не было мыслей. У вора должны быть мысли и задор. Шутки на уме. Шутки с теми кто попадется с добром. Трали-вали.

Все на эту ночь в порядке, он лежит на чистом белье в отдельном купе, но очень болят ноги. Как если бы были побиты в самую голяшку. Он пощупал их, посмотрел. Ни синяков, ничего. А боль прогрессир-вала, увели-чвалась, боль в тех местах, за которые она держала мертвой хваткой. Спрут. Силой своих жил. И голова, что с головой?

Сел, посмотрел свои ноги. Потом руки. На сгибах следы уколов. А. Надо достать удовольствие. Ломка, ломка, что ли? А пойдешь к проводнице, она тебе такое впарит, что и не встанешь завтра, а встанешь, то без денег. Мука, такая мука, тоска.

Надо начинать ту жизнь. У меня две жены. Одну зовут Алиска, у нее мать со мной жила тоже. Двое каких-то ребят. Вонючая квартира, бабка. Да не хочу я вас! Деньги есть. Найти новую подругу, почище. И что, щипать карманы по троллейбусам? А диссер? В рюкзаке записи, какие на х записи. Она все выкинула, а-а!!!