Стеф Пенни - Нежность волков

Наконец я нахожу Паркера, там, где почти ожидала: на конюшне, рядом с собаками. Он завернулся в одеяло и спит лицом к двери. Вдруг растерявшись, я зажигаю лампу, сажусь и жду. Хотя мы много ночей провели под одним куском парусины, здесь, под деревянной крышей, мне неловко, что я наблюдаю за спящим, сидя вот так на соломе, словно тать в ночи.

Вскоре свет будит его.

— Мистер Паркер, это я, миссис Росс.

Он приходит в себя сразу, ему не надо выбираться из тумана, какой обволакивает меня в момент пробуждения. Лицо его, как всегда, бесстрастно; похоже, мое появление здесь ни злит, ни удивляет его.

— Что-нибудь случилось?

Я трясу головой:

— Что-то меня разбудило, но я ничего не обнаружила. Куда вы ушли вечером?

— Смотрел за собаками.

Я жду чего-нибудь еще, но больше ничего не следует.

— Я обедала с Несбитом. Он спрашивал, что мы здесь делаем. Я сказала, что мы ищем моего убежавшего сына, которого в последний раз видели в Химмельвангере. Я спросила, не возвращался ли кто-нибудь сюда в последнее время, и он ответил, что не знает. Но сомневаюсь, что он был полностью искренен.

Прислонившись к стене конюшни, Паркер задумчиво смотрит на меня.

— Я поговорил с одним парнем и его женой. Они сказали, что в последнее время никто не отлучался, но вид у них был подавленный. Они отводили взгляд, смотрели куда угодно, только не на меня.

Я не знаю, что со всем этим делать. Затем слышу доносящийся издалека очень слабый, но отчетливый звук, от которого по спине бежит холодок. Неземной вой, мрачный, но равнодушный. Симфония воя. Негромко рычат проснувшиеся собаки. Я заглядываю в черные глаза Паркера:

— Волки?

— Далеко.

Я сознаю, что нас окружают мощные стены, оснащенные орудиями, и все же от этого звука холодеет кровь. Мне вдруг хочется в тесноту палатки. Там я ощущала себя в большей безопасности. Кажется, я даже дрожу и придвигаюсь поближе к Паркеру.

— Здесь очень скудно. Плохая охота. Мало провизии.

— Как это возможно? Это фактория Компании.

— Не все фактории работают хорошо.

Я думаю о Несбите и его наркотическом сне. Если он управляет факторией и отвечает за поставки, то все это совсем неудивительно.

— Несбит — наркоман. Опиум или что-то вроде того. И еще… — Я опускаю взгляд на солому. — У него… связь с одной из индианок.

Сама того не желая, я заглядываю в глаза Паркера, на мгновение, которое вырастает в минуту. Никто из нас не произносит ни слова; мы будто загипнотизированы. Я вдруг понимаю, как громко дышу, и не сомневаюсь, что он слышит биение моего сердца. Даже волки замолкли, прислушиваясь. Наконец я отрываю взгляд и чувствую, как кружится голова.

— Наверное, я пойду. Просто подумала, что нужно вас отыскать… обсудить, как поступить утром. Мне кажется, будет лучше скрыть истинную причину нашего здесь появления. То же я сказала мистеру Муди, хотя не знаю, что он собирается делать завтра.

— Вряд ли мы узнаем что-нибудь еще, пока не вернется Стюарт.

— Что вам о нем известно?

Помолчав, Паркер качает головой:

— Ничего, пока его не увижу.

Я жду какое-то время, но у меня больше нет причин здесь оставаться. Вставая, я касаюсь его скрытого соломой бедра. Клянусь, я не знаю, была там его нога раньше или он придвинул ее специально. Я вскакиваю словно ошпаренная и поднимаю лампу. В колебаниях света и тени я не могу разобрать выражение его лица.

— Что ж, спокойной вам ночи.

Торопливо выхожу во двор, уязвленная тем, что он не ответил. Мороз тут же остужает мне кожу, но ничего не может поделать с разгоряченными мыслями, а главное — со жгучим желанием вернуться в конюшню и лечь рядом с Паркером на солому. Потеряться в его запахе и тепле. Что это — овладевшие мной страх и беспомощность? Прикосновение к его телу в соломе было недоразумением. Недоразумением. Погиб человек; Фрэнсису нужна моя помощь — вот зачем я здесь, иной причины не существует.

Полярное сияние мерцает на севере, словно прекрасный сон, и ветер утих. Небо головокружительно высоко и ясно, и вернулся холод, тугой звенящий холод, утверждающий, что нет ничего между мной и бесконечными глубинами космоса. Потрясенная, я еще долго тяну голову к небу. Я сознаю, что следую зыбкой тропой, со всех сторон окруженная риском катастрофы и неизвестностью. Ничего от меня не зависит. Небеса разверзнуты надо мной, как пропасть, и ничто не способно удержать меня от падения — ничто, кроме беспорядочного лабиринта звезд.

Дональд просыпается, когда за окном уже светло. Несколько мгновений он не может вспомнить, где находится, а затем все возвращается: место, куда вели следы. Передышка в этом дьявольском путешествии. Каждый дюйм тела болит так, словно его жестоко избили.