— Сердце! — воскликнула она. — Ты слышишь, мой Жан-Лу? Но радость, настоящая радость, Бруно, действует в первую очередь не на сердце, а совсем на другие органы… — Она посмотрела на Бруно, покрасневшего как маков цвет, и добавила: — Впрочем, молодому человеку это должно быть известно лучше, чем мне.
— Ну а я, — внушительно, но в то же время примирительным тоном изрек Жан-Луи, — вполне понимаю Бруно. — Рука. Жана-Луи была под столом, и Бруно не сомневался, что он в эту минуту поглаживает колени его сестры. — Бывают, конечно, минуты, когда сердце…
— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня понимали, — сказал Бруно, внезапно поднимаясь из-за стола. — Каждый чувствует то, на что способен.
И он вышел в гостиную; пудель его матери — Джэппи, дремавший на ковре, уткнувшись мордой в лапы, тотчас вскочил и последовал за ним. Бруно только было приготовился слушать концерт Моцарта, который передавали по радио, как появилась Габи и ее жених. Они вместе выпили кофе, и Габи, к великому удивлению Бруно, отпустила на весь вечер служанку.
— А что ты, Бруно, будешь делать вечером? — спросила она.
За ужином она уже раза два или три заводила разговор о том, как Бруно мог бы провести вечер. Решив сделать еще одну попытку, она заметила, что в «Олимпии» идет очень хороший итальянский фильм. Если Бруно поспешит, то он еще успеет на последний сеанс.
— Этот фильм сделан будто специально для тебя, — горячо уговаривала она брата, — такой поэтический и чувственный. Там играет одна девчонка — прямо огонь, да и только. Когда мы с Жаном-Лу смотрели этот фильм, он забыл даже чмокнуть меня, пользуясь темнотой, правда, радость моя?
Жан-Луи ничего не ответил, но в свою очередь стал развивать эту тему и, как завсегдатай киноклубов, принялся со знанием дела расписывать пластичность актерской игры и потрясающие крупные планы, но Бруно не дал себя убедить. Уходя, мать попросила его с многозначительной улыбочкой «не оставлять голубков одних», и он начал понимать почему. Он сказал — и это была чистая правда, — что терпеть не может ходить в кино один. И, наклонившись к радиоприемнику, дал понять, что не намерен продолжать разговор. Но его присутствие, хоть он и сидел молча, не обращая внимания на молодую пару, явно раздражало сестру. Устроившись на софе, она положила голову жениху на колени и с вызывающим видом смотрела на брата. Несмотря на музыку, Бруно слышал ее язвительный смех, и ему стоило большого труда сохранять спокойствие. В конце концов Габи не выдержала: она встала, взяла за руку Жана-Луи и направилась в соседнюю комнату. У порога она повернулась к Бруно.
— Мой дорогой, — заметила она, — раз уж ты упорно не хочешь понимать, скажу тебе без обиняков: обрученные любят быть наедине. Им есть о чем поговорить… и чем заняться, понятно? Несмотря на все удовольствие, какое доставляет нам беседа с тобой, мы предпочитаем уединиться в папином кабинете. Ты идешь, Жан-Лу? Обстановка там, конечно, менее подходящая, но все же есть диван.
Она с шумом захлопнула за собой дверь, и Бруно услышал, как она повернула ключ в замочной скважине. Он пододвинул кресло к приемнику и постарался сосредоточиться на музыке Моцарта, но в тот вечер она почему-то не могла захватить его. Наоборот, мелодии этой симфонии, то жизнерадостные, то тоскливые, то исполненные нежности, лить действовали ему на нервы, — он находил ее даже немного слащавой. Сам того не желая, он куда более внимательно прислушивался к звукам, доносившимся из отцовского кабинета.
Дверь, разделявшая их, была очень тонкая, и при желании он мог бы разобрать каждое слово, которым обменивались жених и невеста. Он слышал, как выражалось недовольство его поведением, потом Габи сказала: «…надо быть осторожнее, по-моему, мама начала догадываться…» За этим последовал шепот, Габи несколько раз хихикнула, и воцарилась тишина, — эта затянувшаяся тишина довела Бруно почти до исступления. Он прикрутил приемник, но все равно ничего не услышал. Воображение невольно рисовало ему жениха и невесту, лежащих в объятиях друг друга, в памяти всплыли слова Габи: «Настоящая радость действует не на сердце, а совсем на другие органы… Впрочем, молодому человеку это должно быть известно лучше, чем мне», кровь застучала у него в висках. Он встал и тихо подошел к двери: ему показалось, что из-за нее в эту минуту донесся шум. Джэппи приподнялся и посмотрел на него. Бруно отошел от двери. Он немного постоял в нерешительности посреди комнаты, потом ему пришла вдруг в голову мысль написать Сильвии.
Читать дальше