Даниель Жиллес - Под сенью благодати

Он сблизился с Жоржем в надежде, что тот будет ему рассказывать о жене брата. Но найти путь к сердцу Жоржа было нелегко, и педагоги, например, уже давно от этого отказались. Милый шутник, но довольно апатичный, любитель вкусно поесть, вечно лохматый и неопрятный, зато способный с прилежанием китайского мандарина целый день заниматься своими ногтями, Жорж был из породы лодырей и не интересовался ничем, кроме своих удовольствий и удобств. Он был в хороших отношениях со всеми, но ни с кем особенно не дружил, и если этот улыбающийся эгоист признал в конце концов Бруно своим другом, то вышло это до некоторой степени потому, что Жоржу надоело противиться его натиску. Постепенно Бруно стал совершенно необходим Жоржу: он одалживал деньги, давал списывать задания по математике, мог без конца говорить на самую интересную для Жоржа тему — о женщинах. Большой любитель журналов о кино, Жорж составил себе вполне определенное представление о женщинах: ему нравились женщины эффектные, полногрудые, легкодоступные. Впрочем, он твердо решил остаться холостяком.

— Понимаешь, — говорил он Бруно, — брак страшно усложняет жизнь. Ну, как можно двадцать или тридцать лет подряд интересоваться туалетами и хворями своей жены? К тому же они сильно меняются, эти девочки: едва только выйдут замуж, как даже самые милые начинают капризничать, дуться. Я это вижу на примере Сильвии.

— Она тем не менее производит неплохое впечатление, — заметил Бруно, решив не выказывать к этой теме слишком большого интереса. Но мысленно он внес поправку в слишком поверхностное суждение Жоржа: просто Сильвия — чувствительная натура, очень чувствительная…

— Конечно, — продолжал Жорж, — она производит неплохое впечатление, когда видишь ее так, время от времени. А вот поживи с ней под одной крышей, сразу обнаружишь, что она совсем другая, и, клянусь тебе, бывают минуты, когда хочется хорошенько стукнуть ее. Сегодня она целый день молчит, а завтра ей прямо нет удержу. И вечно у нее какие-то непонятные причуды: одно ей нравится, другое — нет. Так, например, она не переносит, когда решают кроссворды или дремлют в кресле. Представляешь? Юбер плюет на это и правильно делает… Учти, мне иногда бывает жаль Сильвию. Не так уж приятно девушке, которая всегда жила в городе, очутиться здесь, в глуши наших лесов. Но ведь никто не заставлял ее выходить замуж за Юбера, правда?

Эти рассказы, такие обыденные, казалось, могли лишь разочаровать, но у Бруно они вызывали восторг; вокруг этих пылинок рождались мечты, расцвеченные тысячью разноцветных огней. Так, из случайных разговоров с Жоржем, во время которых Бруно никогда ни о чем не спрашивал приятеля, он узнал, что Сильвии двадцать два года, что она вышла замуж два года тому назад и что, не принадлежа к числу «урожденных», была довольно холодно принята в семействе де Тианж. Жорж болтал, Бруно, глубоко уверенный, что никогда этого не забудет, с нежностью фиксировал в памяти, что Сильвия любит голубое, покупает дешевые украшения, которые выводят из себя ее мужа, много читает, очень расточительна и хорошо печет. В целом Жорж находил ее весьма бесцветной и ничем не примечательной.

— Должен признаться, — сказал он, — что, хоть не разделяю предрассудков моей семьи, но я не понимаю Юбера. Как он мог так увлечься Сильвией, чтобы жениться на ней? Ты знаком с нею. Ну, признайся, разве в ней есть что-то особенное? Правда, у нее очень милая мордочка, но ведь ее нельзя назвать даже красивой. А в плане сексуальном она — нуль! Попробуй сравни ее с Ланой Уилкокс…

И, покончив с Сильвией, Жорж вытаскивал из бумажника фотографию этой американской актрисы, перед которой он, по мнению богохульника Бруно, преклонялся с не меньшим пылом, чем отец настоятель перед девой Марией, Жорж подолгу рассматривал фотографию, подробно разбирая прелести актрисы. Вообще он был без ума от кино и охотно переносил в повседневную жизнь то, что видел на экране.

У двух друзей не было в действительности ничего общего, кроме любви к спорту. Стоило заговорить о футболе — и Жорж мгновенно просыпался. А на поле апатичный и вялый юнец и вовсе становился другим: в нем пробуждалось упорство, воля, выносливость. Во всем прочем он вполне довольствовался положением «середнячка», но очень дорожил своей репутацией лучшего игрока в коллеже и званием капитана команды. Надо сказать, он чрезвычайно серьезно относился к своим обязанностям руководителя и, превращаясь из лентяя в жандарма, не терпел проявлений недисциплинированности.