Бескорыстной?.. Я заставил его повторить это слово. Оно было единственным, которое не приходило мне в голову, когда я думал о ней. Старик продолжал разглагольствовать, удивляясь, что я не в курсе того, о чем все знают и говорят, и здесь, в Венеции, и где угодно, а именно: что «без прав» Фонд остался бы без средств и должен был бы испрашивать дотаций у итальянского государства или искать субсидий в Америке, которая, конечно же, не преминула бы…
— Каких прав?
— Да на книгу же… ну вы знаете… Сандра Атарассо отказалась ото всего, что могла бы от этого получить… И сейчас, и в будущем.
Корабельная сирена прервала его ненадолго.
— Просто невероятно, правда? Вы, ее друг, живете в ее доме и ничего не знаете… Какая скромная девушка!
Он изменил тон: «Я полагаю, вы читали… ту книгу?» Я ответил отрицательно, чем как будто ободрил его и побудил высказать на сей счет свои сокровенные мысли: «Не стану вам говорить, какое у меня составилось мнение… Это не моя область. Но, между нами, главное, что Фонд существует, правда?»
Главное — я долго раздумывал над этим словом после того, как он ушел, — каждый понимает по-своему и судит о нем со своей колокольни.
* * *
Я-то думал, что проник в суть загадки, а на самом деле понимал все меньше и меньше. Я переходил из комнаты в комнату, но ничто из того, что я видел, не помогало мне найти ключ. Несколько сундуков, низкая мебель, очень мало книг, больше пепельниц, чем предметов… полное отсутствие подсказок. Голые стены, ровные поверхности… и все-таки реальное и даже комфортное место, где должно быть приятно жить, вписывать сюда чье-то присутствие. Я ищу это присутствие. Запах лака и сандалового дерева — вот и все, что есть в комнате Сандры Все слишком просто, и в обстановке, которую она выбрала, и в работе, которую она себе нашла, — увлекательной, согласен. И ведет она себя слишком просто. Я как будто не стесняю ее. Она обходится со мной, словно с братом, с которым никогда раньше вместе не жила и который явился с другого края света, или как с ребенком, который переболел свинкой и нуждается в покое. Что бы я ни делал, под каким бы углом зрения ни смотрел, мне не удается отвести ей настоящее место, в рамках подлости и лжи.
Вдруг она появилась передо мной, встряхнула волосами, сняв с головы шелковый платок. Она как будто не удивилась, увидев меня в своей комнате, и спросила, как я провел утро. Я сказал, что приходил один человек. «А, Гельмут!» — отозвалась она сразу и рассмеялась. Неужели только он сюда и приходит? «Гельмут!» Это имя как будто ей нравилось, она повторила его с удовольствием. Великий Боже! Почему она так юна, так невинна, так безразлична к угрозе, которая вскоре все размечет? Почему между нами существуют все эти ужасные грядущие осложнения?.. Но об утреннем посетителе, который пел ей дифирамбы, она рассказала мне не больше, чем в свое время об Андреасе Итало. Еще один попался ей на крючок. По меньшей мере, она может говорить с ним о том, что ее интересует, что всегда было ее жизнью… У меня в голове промелькнула дурацкая мысль: если бы я остался, если бы было возможно, чтобы я остался, все началось бы заново: мы снова были бы втроем.
На редкость беспокойная ночь. Я никак не мог заснуть. Мне казалось, словно нас не разделяли никакие двери, будто я слышал ее дыхание каждый раз, как она, внезапно вздрогнув, поворачивалась на другой бок и зарывалась головой в подушку. Я включал и выключал шаровидную лампу в изголовье. Какого черта я здесь делаю? Почему я еще не уехал? Хотелось подняться наверх и бросить ей в лицо все то, что мне следовало сказать ей в первый же день. В углу валялась моя котомка, все на том же месте, но жалкая, невзрачная, неуместная. Я испытывал смущение, какую-то досаду на нее, мой взгляд не мог уцепиться ни за что другое. Наконец это стало так неприятно, что я поднялся и завалил ее подушками.
Когда я проснулся, Сандра уже ушла. Немного позже я тоже вышел и почти тотчас очутился на набережной. Кипарисы кладбища Сан-Микеле чернели в тумане, но похоронных процессий не наблюдалось. Я с трудом отыскал тупик. Сандра уже вернулась. Я объявил ей о своем намерении уехать сегодня же вечером.
— Есть вещи, которые не могут ждать, — добавил я.
Но едва я это сказал, как тотчас понял, как смешна эта фраза в моих устах, как мало подходит мне эта роль.
— Конечно, — ответила она просто.
Мне совсем не нужно было собираться. Этого всегда недоставало моим отъездам: мне никогда не приходится решать, что я возьму с собой, а что оставлю. Может быть, я никогда по-настоящему и не уезжал? Может быть, и Ники никогда не покидала Нэшвилл?
Читать дальше