Камилл Бурникель: Селинунт, или Покои императора

Немного спустя, за обедом, Сандра сказала:

— Я отпросилась на сегодня… Мы могли бы поехать на Торчелло, или подальше… На другой остров… Куда угодно…

Я принялся рассчитывать время, которое оставалось у меня до встречи с Ардити, включая дорогу. Еще целых два дня. Я мог уехать завтра, но только очень рано.

— Ладно!

— Наша последняя прогулка! Всему свое время, — добавила она смеясь.

— И даже для правды.

Я был так уверен, что она проиграла и знает об этом, так уверен, что теперь она будет раздавлена всей этой махинацией, затеянной для исполнения ее плана, что не удержался от нотки торжества в этой пошлой реплике.

Моторная лодка, задирая нос, неслась по водной глади, вдруг показавшейся ему бескрайней. Брызги хлестали его по лицу, когда он начинал лавировать между бакенами, словно между вешками на лыжной трассе. У него было такое впечатление, будто он отскакивает от воды, совершенно невесомый, увлекаемый чужим порывом, который он мог лишь направить в ту или иную сторону. След на поверхности воды был едва заметен, она раскрывалась и тут же смыкалась вновь, казалась более плотной от близости дна и отсутствия отблесков, колыхала струны плавучих водорослей. Он снова путешествовал, но вне всякой памяти, даже вне своего существования, и при каждом крутом повороте, слыша звучный удар о корпус лодки, видя поднятую им волну, испытывал ощущение, будто прыгает через собственный след.

К ним вернулся смех, новорожденная радость, словно они только что встретились на причале и, украв привязанную там лодку, мчатся вперед, не зная, хватит ли им бензина, чтобы вернуться, когда стемнеет. Возможно, кроме этой силы, которая несла их на своих крыльях, дарила им чувство полета над водой, ничего в них не имело значения. Возможно, она была сейчас для него только профилем на ветру, а он для нее — достаточно опытным кормчим, который не позволит опрокинуться чересчур быстрой лодке. Исчезло пресловутое зеркало, в котором они узнали отражения друг друга, и к ним вернулись прежние жесты, непринужденные движения, сблизив их как никогда прежде. Возможно, им никогда больше не придется разделять ничего, кроме удовольствия, возбуждения от этих странных лодочных гонок; но эта скорость, это ровное движение наделяли их реальностью друг для друга в мире, лишенном границ.

Нам все-таки удалось причалить лодку в своего рода заливчике и сойти на песчаный и илистый берег, цепляясь за траву. Узкая полоска земли, чуть выступающая над водой. Мы оба не знали, где мы, сможем ли мы отыскать потом канал, не сломается ли лодка на обратном пути. Трудно было себе представить более заброшенное место, невероятно негостеприимный уголок. Однако в камышах обнаружилось подобие тропинки. И поскольку она предназначалась только для нас, нам показалось необходимым пойти по ней. День шел на убыль. Наверное, лучше было не припоздняться. Но как чудесно после отважной гонки на лодке оказаться на едва реальной, только-только возникшей суше, словно мы шли по водам. Кстати, вокруг, покуда хватало глаз, были только небо и вода. Я обнял Сандру за плечи, но открытая нами тропинка в лагуне вдруг стала такой узкой, что мы уже не могли идти рядом. Я спросил ее, хочет ли она идти дальше; я видел, что это дается ей с трудом; она сказала, что подождет меня здесь, но хочет знать, докуда так можно дойти и чем заканчивается этот призрачный клочок земли.

Я пошел дальше, и мысль о том, что у нее вызрел какой-нибудь коварный план, чтобы избавиться от меня, — уехать на лодке, бросить меня здесь, в таком месте, где меня не найдут еще несколько недель, а то и не раньше следующей весны, — такая мысль даже не пришла мне в голову. Может быть, она всегда была моей судьбой, а я только сейчас начинал об этом догадываться.

Мне часто случалось вот так продолжать свой путь, не для того чтобы куда-то прийти, а просто «чтобы увидеть, куда ведет эта дорога», тогда как, по всей видимости, она могла привести только к другой дороге, к развилке, к какому-то месту, от которого отходят другие тропы. Было ли ребячеством со стороны Сандры отправить меня туда, или же она хотела дать мне понять, что дорога заканчивается там, где останавливается путник, что все начинается в нас и в нас же заканчивается.

Но я не жалею, что дошел до самого конца. Водная тропинка была такой узкой, что я не мог отступить на шаг вправо или на шаг влево; ее запросто могло бы накрыть большой волной, пробежавшей по лагуне.

Сапоги глубоко увязали в пропитанной влагой земле, но я заметил, что следы исчезали почти сразу. В центр ямки затекала вода, словно ее закачивали сквозь края, еще сохранявшие форму ступни, потом они понемногу оседали, и оставалась только маленькая круглая лужица, на поверхность которой поднимался и лопался воздушный пузырь.