Виктория Косфорд: Amore & Amaretti

Мы с Игнацио полушепотом разговариваем о Флоренции, затем принимаемся обсуждать его дочь. Я вспоминаю свой аборт и вызываю его на откровенный разговор, спрашивая, была ли любовью всей его жизни, но он ведет себя сдержанно, он чопорен, окружающая обстановка явно на него влияет. Мне хочется кричать, хочется напиться и щелкнуть пальцами у него перед носом, но я веду себя безупречно. Ведь это он меня пригласил.

Приносят моего голубя в липком соусе из портвейна. Божественно нежное мясо само отделяется от костей на подушке из воздушной поленты. Игнацио заказал медальоны из баранины; они приправлены каштановым медом. За столиком со свечами мы потягиваем мягкое красное перкарло [25] Тосканское красное вино. . Делаю пометки в блокноте: претенциозный, чересчур чопорный ресторан. Я прихожу к выводу, что, несмотря на роскошное содержимое наших тарелок, современная оригинальная кухня удается итальянским рестораторам гораздо хуже, чем традиционная крестьянская еда. Здешним блюдам не хватает домашнего вкуса, который я так люблю. Когда Игнацио возвращается из туалета, мы делим пополам нежное суфле из сыра бри с завитком меда и карамелизованным яблоком, с хрустящими засахаренными грецкими орехами. Я соглашаюсь, что не мешало бы еще выпить, Игнацио оплачивает громадный счет (скромно у входа, пока я допиваю десертное вино), мы садимся в машину и начинаем искать бар, который еще открыт.

Работает только бар на пьяцца Беккария; мы садимся с «маргаритами» за липкий столик в тусклом зале, и наконец начинается разговор по душам. Мы вспоминаем нашу совместную жизнь, наши отношения, и я вижу слезы в глазах Игнацио. Он говорит мне самые прекрасные слова, которые я и не надеялась от него услышать, и тот период в нашей жизни, когда мы были вместе, благодаря этим словам вдруг становится драгоценным и священным. В машине на светофоре он вдруг поворачивается ко мне и прижимается к моим губам своими идеальными губами купидона, потом шепчет мне на ухо, как ему жаль, что мы не остались вместе, как жаль, что все это так быстро кончилось. И наконец я чувствую себя спокойно — история завершилась, пусть через восемнадцать лет, но завершилась.

Сильвана, чей день рождения мы празднуем, переживает из-за лишних килограммов, поэтому в прохладном зале «Нелло» в мой последний день в Тоскане заказывает лишь кростини с прошутто, мясо в бульоне и шпинат. Чувствую себя отвратительно. Я почти не спала, голова гудит, а в животе буча. По настоянию Сильваны заказываю панцанеллу и белые грибы на гриле, а Паоло — телячью отбивную.

У Джанфранко этим утром, к моему ужасу, отключили воду. Кое-как помывшись тремя бутылками минеральной воды, все еще чувствую, как вчерашняя жирная еда, десертные вина и коктейли просачиваются наружу липким потом, особенно рядом с сияющей, румяной Сильваной и аккуратным, элегантным Паоло.

Моя панцанелла (хлебный салат) приготовлена с огромным количеством базилика, и я словно глотаю само лето, но вот, съев полпорции грибов, чуть обуглившихся на гриле, чувствую тошноту. Разговор не клеится; сегодня мы почему-то не можем весело болтать о пустяках. Паоло ест быстро и не так общителен, как всегда, а я волнуюсь, как бы не опоздать на поезд в Перуджу.

У ресторана крепко обнимаемся, и я быстрым шагом отправляюсь вниз по улицам, ведущим к вилле. Началось лето. В просторной кухне один из поваров фарширует молочного поросенка; другой учит Надю чистить артишоки. Сажусь на каменную стену в уютном дворике и слежу за входом, поджидая Игнацио, который обещал отвезти меня на вокзал во Флоренцию. Надя надела длинный белый фартук, затянув завязки на своей тоненькой талии, и, кажется, чувствует себя вполне в своей тарелке у разделочной доски, уверенно снимая с артишока внешние листья. С грустью задумываюсь о том, изменится ли ее жизнь так же, как моя, после этого любовного романа и кулинарного ученичества. Желаю ей удачи — сначала молча, про себя, потом шепотом на ухо, когда мы прощаемся.

В квартире Джанфранко мы с Игнацио грузим мой багаж в машину — и как же его много, как он мог так потяжелеть за эти несколько дней? Тут у дома останавливается джип. Джанфранко приехал попрощаться со мной, и, несмотря на то что за темным стеклом на пассажирском сиденье сидит Надя, я крепко обнимаю его, обхватываю его шею руками, благодарю за гостеприимство и дружбу и сожалею, что мы так мало времени провели вместе.

— Позвони мне из Перуджи, — говорит он, и я обещаю, что так и сделаю.