Андрей Добрынин - Десятиглав, Или Подвиг Беспечности

Итак, чтобы не показаться тупицами и ретроградами, представители местной элиты, понукаемые своими женами, потянулись на наш концерт. По слухам, намеревался пожаловать даже сам губернатор, однако в последний момент его отвлекли срочные дела — один из спонсоров предвыборной кампании губернатора, незадолго перед тем укравший расположенный в областном центре нефтеперегонный завод (так я для краткости описываю процедуру приватизации, тем самым вполне отражая суть всех без исключения подобных процедур в российской промышленности), — так вот, спонсор губернатора никак не мог законным порядком зарегистрировать в Москве факт кражи завода, и потому губернатору как лицу подневольному пришлось вылететь в столицу. Забегая вперед, спешу успокоить читателя: объединенному влиянию двух таких тяжелых фигур столичные бюрократы противостоять не смогли и в конце концов вынуждены были оформить все как положено. Прочие же представители власти (как власти государства, так и власти капитала) прибыли на концерт в большом количестве и заняли лучшие места. Их мутные глаза составляли разительный контраст живым горящим взорам наших подлинных поклонников, воспринимавших долгожданный концерт любимых поэтов как подарок судьбы и пиршество духа. В дисгармонии с радостным оживлением зала находились также и торчавшие в боковых проходах многочисленные охранники с их одинаковыми галстуками, рациями в руках и физиономиями, лишенными всякого выражения. Наметанным взглядом я различал из-за кулис в гомонящем зале людей, явившихся с подарками для выступающих. Особенно заинтриговал меня плечистый молодой бородач с железной коробкой, в которой имелось решетчатое оконце. "Что бы это могло быть?" — гадал я. Вспомнилось, как на заре нашей славы нам подарили восемь живых котят и Григорьев затем бойко торговал ими на Арбате. Но в зале можно было видеть и злобные костистые лица в бериевских очках, со стиснутыми челюстями и маленькими пронзительными глазками. Таких типов я давно уже научился выделять из праздничной толпы — на все культурные мероприятия они ходят с единственной целью: обнаружить в чужом творчестве безнравственность и строго ее осудить, причем прямо в ходе мероприятия и таким образом, чтобы максимально все испортить. Впрочем, подобные субъекты быстро поняли, что на наших концертах лучше держать свои эмоции при себе — Евгений и прочие наши поклонники, люди закаленные жизнью и весьма суровые, умели поставить на место всякого злопыхателя, при этом не слишком стесняясь в средствах. Однако присутствие начальства на всех ненавистников изящного действует вдохновляюще — так зловредная собачонка боится брехать, если рядом нет хозяина, зато уж в его присутствии прямо-таки заходится от лая, пусть даже хозяин бранит ее последними словами. Брань можно стерпеть — главное в том, что собачонка проявила свою приверженность идее порядка.

"Говорят, приперлись все столпы местного общества, — промолвил у меня над ухом Степанцов, тоже глядя в щелку кулис. — Надо бы читать что-нибудь побезобиднее". Я хмыкнул в знак согласия, поскольку подумал, что коли уж зритель заплатил деньги за билет, то наш концерт не должен его (зрителя) раздражать, каким бы тупым он (зритель) ни был. Такая логика, однако, имеет существенный изъян: бывают ведь и не тупые зрители, и уж они-то ждут от концерта чего угодно, но только не покоя и благолепия. Как правило, на наших представлениях данное противоречие разрешалось очень просто: среди восторженно внимающей публики нашим недоброжелателям приходилось волей-неволей превозмочь свой инквизиторский раж, подняться над собственной природной тупостью и научиться по примеру всех окружающих ведеть хорошее там, где прежде априори виделось только плохое. Из таких перековавшихся врагов впоследствии выходили самые фанатичные наши поклонники. Но, повторюсь, эти люди для успеха перековки должны почувствовать себя одинокими в чуждой среде, тогда как присутствие в зале начальства преисполняет их ощущением собственной силы и непререкаемой правоты.

Понимая это, я решил вести себя поосторожнее, дабы не получилось скандала, тем более что я с давних пор взял на себя жертвенную миссию выступать на наших концертах первым, расшевеливая неподатливую публику и задавая тон всему мероприятию. Следовательно, общая атмосфера на концерте в огромной степени зависела от меня — от того, что и как я буду читать, сумею ли добиться отклика от зала и каков будет этот отклик.