Андрей Добрынин - Десятиглав, Или Подвиг Беспечности

Заезд в гостиницу под ностальгическим названием "Советская" прошел без приключений, если не считать того, что девушка, оформлявшая документы в вестибюле за стойкой, узнала Степанцова и вперила в него обожающий взор густо накрашенных глаз. "Вот она, слава, — сказал в лифте заметивший это Григорьев. — Все же приятно, Вадим, а?" — "Возможно, — ответил за Вадима Евгений, — но я полагаю, что эта особа относится к числу цивилизованных дикарей, обожествляющих телевизор. А вот если бы Степанцов продолжал писать нетленные стихи, но не появлялся при этом на телеэкране, эта цаца не дала бы ему и корочки хлебца". Степанцов со вздохом признал правоту нашего друга.

Евгений забронировал номер люкс, который должен был служить местом наших собраний. На каждого из поэтов приходилось, кроме того, по одноместному номеру. Обстановка всех номеров отличалась удручающей казенностью, однако повсюду царила чистота, и это подкупало. Приняв душ и переодевшись, мы встретились у Евгения в люксе. "Черт побери, у меня сливной бачок в нужнике не работает, — пожаловался наш вожатый. — Как только я это обнаружил, так сразу позвонил и вызвал сантехника, но с тех пор прошел уже час, а его все нет. Мне сказали, что он, видите ли, куда-то ушел". — "Ужасная расхлябанность!" — горячо воскликнул я. Мне была невыносима самая мысль о том, что наш руководитель может в поездке с нами испытывать унизительные бытовые неудобства. "Патриархальные нравы", — примирительным тоном заметил Степанцов. "Я знаю, что такое сломанный бачок, — заявил Евгений. — Очень скоро тут будет не продохнуть. Ладно, давайте пройдемся по городу, нагуляем аппетит, а к нашему возвращению, надеюсь, все уже исправят". Когда мы, спустившись, проходили через вестибюль, Евгений осведомился у девушки за стойкой, не сводившей коровьих глаз со Степанцова: "Ну что, не всплыл ваш водяной?" — "Что?" — "Сантехник, говорю, не появлялся?" — "Нет еще". — "Но когда он придет, вы ему скажете про нашу беду?" — "Скажу", — тупо ответила девушка. Евгений что-то злобно проворчал себе под нос, и мы вышли на главную улицу города N. Выяснилось, что неподалеку находится картинная галерея, куда мы сразу же и направились. Не буду рассказывать о том, что мы там увидели, дабы не делать эту новеллу похожей на путеводитель, — скажу только, что картинные галереи русской провинции неизменно поражают меня высоким художественным уровнем своих собраний. Мы провели в музее неожиданно много времени — впрочем, спешить нам было некуда, ведь выступать предстояло лишь вечером следующего дня.

Общение с прекрасным произвело на меня свое обычное действие в виде некоего сладкого беспокойства, переполняющего все мое существо и претворяющегося по выходе из храма искусства в желание выпить и закусить (впрочем, нам и без всяких возвышенных впечатлений давно следовало подкрепиться с дороги). Мы зашли в магазин и нагрузились различными припасами, в числе которых особо выделю фигурную бутыль водки "N-ская", выполненную в виде веселого карлика (впоследствии выяснилось, что это местный губернатор). Не успели мы, вернувшись, вступить в вестибюль гостиницы, как Евгений грозно обратился к девице за стойкой: "Ну что, приходил сантехник?" — "Нет", — вяло ответила та, устремляя на Степанцова покорный взгляд жертвенного животного. "А как вы вообще его вызываете? — поинтересовался Евгений. — У вас ведь наверняка есть такая тетрадочка для заявок, в которой вы пишете, где какая поломка случилась. Вот вы, к примеру, отошли чайку попить, а тут пришел сантехник, открыл тетрадочку и видит, что ему надо у нас бачок починить…" — "Есть тетрадочка?!" — гаркнул внезапно Степанцов с доброй улыбкой, характерной для тиранов и серийных убийц. "Да", — пролепетала девушка. Я перехватил ее косой взгляд и увидел общую тетрадь, на обложке которой было написано "Заявки сантехникам". Перегнувшись через стойку, я схватил тетрадь и сообщил девице: "Мы сейчас сами ему заявочку напишем".

Три поэта расселись в креслах у стоявшего в вестибюле журнального столика, затененного разросшимися фикусами и араукариями. От стойки доносилось бормотание Евгения: "Это же вам не плебеи какие-нибудь, — это артисты! Разве можно заставлять их жить среди миазмов? У них и так жизнь нелегкая, они за нас за всех душой болеют, — и за вас, между прочим, милая девушка, и за сантехника вашего! На износ живут, горят, можно сказать, с двух концов…" Тем временем я пролистал тетрадь до конца записей и подумал: "Вот дрянь, так ничего и не написала про нашу поломку. Ну ничего, мы это дело исправим". Я вывел крупными буквами на чистом листе: "Жалоба на сантехника" и, задумавшись на минуту, принялся затем бойко строчить. Друзья следили за тем, что я пишу: