Теа Обрехт - Жена тигра

Когда-нибудь ты и сама увидишь, как ужасно выглядит помещение, полное умирающих людей. Они всегда словно чего-то ждут и на что-то надеются. Более всего во сне. Рядом с ними ты тоже начинаешь чего-то ждать, постоянно прислушиваешься к их дыханию, к тяжким вздохам.

В ту ночь, о которой я тебе рассказываю, пожалуй, было даже спокойней, чем обычно, и пьяные не особенно бузили в своей келье. Я остался дежурить, а медсестер отпустил до утра, чтобы они смогли нормально провести воскресенье на «большой земле», как следует пообедали и немного передохнули. Я понимал, что заснуть мне все равно не удастся, но это было, пожалуй, даже неплохо — порой полезно побыть наедине с самим собой. Со мною больше никто не дежурил, так что некому было напоминать мне об умирающих. У меня был маленький фонарик, и я время от времени проходил по рядам людей, спящих на полу, наклонялся и заглядывал им в лицо. Если у кого-то был сильный озноб, температура или рвота, я давал им лекарства и какое-то время стоял рядом, направляя на беднягу свой фонарик. По-моему, свет приносил этим несчастным куда большее облегчение, чем лекарства. Один человек там ужасно кашлял, и у меня не было ни малейших сомнений в том, что жить ему осталось совсем недолго. Как врач я уже ничем не мог ему помочь, однако, как только с ним рядом оказывается источник света, он немного успокаивался и кашлял уже не так сильно.

Так я бродил взад-вперед по крипте и вдруг услышал, как кто-то тихо просит воды.

Было очень темно, я никак не мог понять, откуда доносится этот голос, поэтому тихонько спросил:

— Эй, вы где? Кто здесь пить хочет?

Довольно долго никто мне не отвечал, потом в тишине снова послышался тот же голос:

— Пожалуйста, дайте мне воды.

Я поднял фонарик повыше, но видел вокруг себя только спины или лица спящих людей, укутанных в одеяла. Никто не поднял руку, чтобы подозвать меня, и ничьи открытые глаза не смотрели на меня умоляющим взглядом.

— Эй, где вы? — повторил я.

— Да… здесь. Прошу меня извинить, но, пожалуйста… дайте скорее воды.

Голос звучал очень слабо, казалось, что он доносится откуда-то сверху, из темноты у меня над головой.

Я поднял фонарик и несколько раз повернулся вокруг собственной оси, высматривая этого человека, и тут голос, в котором ощущалось какое-то немыслимое терпение, пояснил:

— Я здесь, доктор! Дайте мне, пожалуйста, воды.

До меня наконец-то дошло, что голос доносится из той кельи, где обычно держат пьяниц. Сперва я решил, что это просто какой-то пьянчуга проснулся и пытается выбраться наружу, так что, если я его выпущу, с ним хлопот не оберешься. Но дверь оказалась запертой.

Я подергал за ручку, но она и не подумала открываться, а человек все повторял:

— Я здесь, здесь, доктор, здесь я.

Я ощупывал стену руками, пытаясь отыскать какую-нибудь щель между камнями, и в итоге обнаружил ее у самого пола. Там то ли вынули камни, то ли они сами раскрошились от старости. Это была совсем маленькая щелка. Я поднес к ней фонарик, но по ту сторону стены, кроме тьмы, ничего видно не было.

— Вы там? — спросил я.

— Да, доктор, — раздалось ответ, и я понял, что обладатель этого голоса тоже прильнул к щели.

Он снова попросил воды, но я понятия не имел, как дать ему напиться, обдумывал, как это сделать, и вдруг услышал:

— Какой чудесный сюрприз, доктор!

— Простите?..

— Как это приятно — снова встретиться с вами. — Голос звучал в высшей степени дружелюбно, потом выжидающе замолк.

Тем временем я, совершенно сбитый с толку, тщетно пытался «приставить» к этому голосу какое-нибудь определяемое лицо, спрашивал себя, кто же из моих знакомых мог совершить подобное путешествие — приехать на этот остров, находящийся буквально у черта на куличках, и в итоге оказаться запертым в подвальной келье вместе с пьяницами? Я решил, что это, должно быть, какой-то юный олух из числа приятелей твоей матери, так что пусть он пока там и посидит, а воды я ему не дам принципиально. Но все-таки в том, как этот человек говорил, и в том, что он просил именно воды, было нечто такое, что заставляло меня предположить, что голос этот принадлежит кому-то из моих давних знакомых.

Человек терпеливо выжидал, поскольку я довольно долго молчал, а потом проговорил:

— Вы должны меня помнить, доктор. — Но я по-прежнему ничего сообразить не мог, и он прибавил: — Это действительно было давно, лет пятнадцать назад, и все-таки вы, наверное, не забыли, как мы с вами пили кофе, цепи на ногах и озеро. Вы ведь это помните, правда?