Теа Обрехт - Жена тигра

Я снял цепи, больше ничем не мог ему помочь и только твердил:

— Жми, жми, жми.

Наконец раздался треск, словно кость сломали, крышка отлетела в сторону, и мы увидели в гробу этого самого Гаво. Он возлежал на подушке, в кармане малиновый платочек, вид вполне приличный, хотя и немного, пожалуй, запыленный. Этот тип выглядел не просто живым, но и совершенно невредимым!

Мы подхватили его под руки и посадили. Хотя теперь, оглядываясь назад, я бы никому не посоветовал сажать человека, которому всадили две пули в затылок, ведь кто его знает, по какой причине он сумел все-таки остаться в живых. Тогда я думал только о том, как все это необычно, невероятно. Еще я ожидал, что «покойник» окажется человеком немолодым, возможно, с седыми волосами и усами.

Но Гаво был молод, от силы лет тридцать, и хорош собой: красивая форма головы, густые темные волосы, приятное выражение лица. Трудно было поверить, что человек, которого только что извлекли из гроба, где он провел несколько дней, способен выглядеть поистине цветущим, но в том-то и была вся необычность ситуации. Он действительно смотрелся таким и весьма довольным. В гробу Гаво сидел совершенно спокойно, сложив руки на коленях.

Я спросил у него:

— Вы помните, как вас зовут?

Мне, разумеется, не терпелось его осмотреть. Я приподнял ему веки, внимательно изучил зрачки и глазное яблоко.

Он отнесся к моим действиям с явным интересом и мгновенно ответил на вопрос:

— Конечно помню. Меня зовут Гаво. — Терпеливо выждав, когда я пощупаю ему лоб и посчитаю пульс, он снова попросил воды: — Извините, но мне правда очень хочется пить.

Через полминуты Доминик пришел в себя и рысью понесся через всю деревню к колодцу.

Когда он пробегал мимо Марека, тот крикнул ему вслед:

— Вот видите, я же вам говорил!

Тем временем я открыл свой саквояж, вытащил оттуда все необходимое и принялся выслушивать сердце Гаво, которое билось ровно и спокойно внутри худощавой грудной клетки. Он спросил, кто я такой. Я сказал, что перед ним доктор Леандро из такого-то батальона и пусть он совершенно не волнуется. Вскоре примчался Доминик с водой, и этот Гаво сразу припал к ведру. Лишь когда он склонился над ним, я заметил на подушке, где лежала голова «покойника», несколько капель крови. Недоуменно переглянувшись, мы с Домиником тут же стали осматривать голову Гаво. Представь, обе пули действительно сидели у него в затылке, просвечивая сквозь волосы, точно два металлических глаза! Перед нами встал вопрос: стоит ли рискнуть и перевезти его отсюда в наш полевой госпиталь или лучше удалить эти пули прямо здесь, на месте? Кроме того, мы не были уверены, стоит ли их вообще удалять, как и в том, не вытечет ли сквозь пулевые отверстия мозг, точно яйцо, сваренное всмятку. В этой деревне, в конце концов, состоялись его похороны, и теперь мы прямо-таки обязаны были допросить всех жителей в связи с совершенным убийством, иначе сами оказались бы к нему причастны, и тогда вся эта история могла для всех закончиться весьма печально.

Я спросил у этого Гаво:

— Как вы теперь себя чувствуете?

Между прочим, он выпил целое ведро воды, поставил пустое себе на колени и весело на меня посмотрел! Я бы сказал, что Гаво выглядел и впрямь неожиданно посвежевшим.

— Теперь мне гораздо лучше, большое спасибо, — сказал он мне, посмотрел на Доминика и от души поблагодарил его по-венгерски за принесенную воду, а также за мастерское владение фомкой.

Я весьма осторожно произнес следующую фразу:

— Видите ли, в вас стреляли, вам два раза пальнули в голову. Пожалуй, нам с вами лучше поехать в больницу, а там уж мы решим, как вас лучше лечить.

Но мои слова почему-то развеселили Гаво, который улыбнулся и заявил:

— Нет, спасибо. Мне давно уже пора в путь.

Он оперся о стенки гроба обеими руками и с легкостью выпрыгнул из него. Просто взял да и выскочил! Пыль так и посыпалась с этого типа, даже в воздухе повисло небольшое облачко, медленно оседавшее на пол. Он преспокойно стоял и рассматривал убранство церкви и витражи на окнах, сквозь которые дневной свет просачивался внутрь, как через толщу морской воды.

Я ринулся к нему, попытался снова уложить в гроб и сказал:

— Прошу вас, ложитесь и, пожалуйста, больше так не делайте, у вас ведь очень серьезное ранение.

— Не такое уж и серьезное, — с улыбкой возразил он и принялся ощупывать пули у себя в затылке и крутить их прямо пальцами.

Все это время Гаво улыбался мне с безмятежностью коровы! Я с ужасом представлял себе, как он пальцами ухватывает эти пули и выкручивает их из кости, и едва сдерживался, чтобы не схватить его за руку и не остановить. Мне казалось, что глаза Гаво вот-вот тоже возьмут и вывалятся из глазниц, их вытолкнет наружу потревоженный мозг. Никакие глаза у него, естественно, никуда не вывалились, но я все равно легко мог себе это представить.