Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

— Папа, неужели налеты все-таки будут?

— Будут ли, нет ли, не знаю, но оборудование получено. Совки для зажигательных бомб, пожарные насосы, щипцы, портативные сирены, — да много всего!

— По-моему, это неправильно, — вмешался в разговор Эрнест, — частные фирмы не должны наживаться на таких вещах, даже если они будут предметами первой необходимости. Сейчас стоит только развернуть газету, и моментально натыкаешься на рекламы всех этих военных товаров. Такое жульничество пойдет!

— Ничего подобного, — возразил мистер Бантинг. — Это вполне легально.

— Конечно, легально, — поддержала его Джули. — Легальнее ничего быть не может.

Мистер Бантинг бросил на нее косой взгляд, а к каменным физиономиям сыновей пригляделся повнимательнее.

— Не понимаю, — сказал он, — почему это у нас всегда так получается? Стоит только завести серьезный разговор, и вы сразу начинаете зубоскалить, как, ослы какие-то. Если твоя прачечная отказывается работать на военные нужды, Эрнест, то неудивительно, что тебе приходится самому сбавлять себе жалованье.

Дав всем понять, что на этом спор заканчивается, мистер Бантинг встал из-за стола, расстегнул верхнюю пуговицу на брюках и, облегчив себя таким образом, уселся в кресло у камина.

Он сидел там, дочитывая «Сирену» и то и дело поднося к трубке зажженные бумажные жгутики. Крис и Эрнест, наверное, ушли куда-нибудь или сидят в гостиной вместе с Джули; во всяком случае сейчас ему никто не мешает. В столовой воцарилось молчание. В этой блаженной тишине миссис Бантинг разбирала выстиранное и подштопанное белье. Он любил смотреть, как жена возится по хозяйству. Она знала до последней нитки каждую пару носков, каждую фуфайку, каждый носовой платок, она раскладывала все эти вещи на отдельные кучки, соответственно их владельцам, словно карты в пасьянсе. Сосредоточенный вид, с которым миссис Бантинг занималась даже самыми несложными хозяйственными делами, забавлял мистера Бантинга и наполнял его сердце горделивой нежностью. В такие минуты его чувства вскипали, и он давал ей неожиданный шутливый шлепок.

Наблюдать за женой вот так, как сейчас, было все равно, что незаметно подглядывать за ней, когда она бывала одна. Словно он сидел в магазине за несколько миль от дома, а она здесь. Поглощенная своими делами, миссис Бантинг жила и работала в этом маленьком домашнем мирке, где не было места ни вражде, ни жестокости и куда доходили только слабые отголоски событий внешнего мира.

Такие комнаты, думал мистер Бантинг, такие женщины, как Мэри, были и в тех городах и селах Польши, на крыши которых вдруг, нежданно-негаданно посыпались бомбы. Мистер Бантинг имел весьма приблизительное понятие о взрывах бомб, но сейчас он представил себе, как это было бы здесь, в коттедже «Золотой дождь»: громовой удар, вспышка огня, и потом нечто страшное в клубах дыма и пыли. Такие вещи случались и продолжают случаться даже сейчас. «Сирена» добросовестно сообщала о них, часто иллюстрируя свои сообщения фотоснимками. Мистер Бантинг мало-помалу привык к этим фото, на которых изображались дома, разрушенные бомбами, развороченные, непристойно выставившие напоказ свои внутренности; многие из них были вполне почтенные, приличные дома, вроде его коттеджа.

Сделав над собой усилие, мистер Бантинг отогнал эти непрошенные мысли и картины. Откуда они приходили, он и сам не знал. Они возникали в мозгу без всякого повода, заставляя думать, что тут работает какой-то глубокий первобытный инстинкт, что это — предвестия и предостережения, одним словом, все то, во что здравомыслящий человек не должен верить. Надо гнать их прочь.

А может быть, — знакомые ощущения уже напоминала ему об этом, — может быть, тут просто-напросто сказываются не усвоенные желудком сосиски?

— Приму-ка я содовую таблетку, — сказал он, доставал это снадобье с каминной полки. «Домашний лекарь» ничего не говорил о содовых таблетках, хотя и предостерегал от неумеренного потребления двууглекислой соды.

— А какой тебе дадут оклад, Джордж, прежний?

— Да, — сказал он и добавил с педантической точностью: — Не знаю только, с какого дня, с сегодняшнего или завтрашнего. Надо будет спросить Кордера.

— Я очень рада, что ты уйдешь из этого подвала, там нездоровый воздух. Да у тебя уже сегодня вид гораздо лучше.

— И чувствую я себя лучше, — сказал он. Но причиной такой праздничной бодрости было не только физическое раскрепощение от подвала, — его мысли и дух тоже почувствовали свободу.