Уилл Селф - Обезьяны

Но уже один запах экзотического фрукта заставил Саймона отмахнуть Буснеру нет.

Лучшим успокоительным для Саймона оказались Буснеровы карликовые пони — они надолго отвлекли внимание бывшего художника от разного рода проблемных черт его нового дома. Как обычно, три-четыре зверька прогуливались по саду, звонко ржали и осыпали розовые кусты мелкими, покрытыми сеном экскрементами. Саймон глаз не мог от них оторвать.

— Какие маленькие, — удивленно застучал он по загривку Буснеру, который с головой погрузился в «Гардиан». — Почему они такие маленькие «хуууу»?

— Маленькие «хуууу»? Да, они такие. Разумеется, дикая лошадь, от которой они происходят, куда крупнее, но за тысячелетия совместной жизни с шимпанзе их разводили с целью получить особи как можно меньшего размера, пока современная домашняя лошадь не приобрела свой нынешний удобный размер — в самый раз, удобряют сады, не разрушая их копытами «чапп-чапп». — Буснер схватил одну из обсуждаемых особей за ошейник и потрепал ее карамельную гриву.

— А что же собаки? Что стало с собаками «хуууу»? Боюсь «клак-клак-клак», вы мне покажете, что они стали куда крупнее!

— Совершенно верно, Саймон, они стали крупнее. Дикая собака в холке всего десять ладоней. Последние исследования показывают, что предок всех нынешних видов собачьих по размеру походил на современного волка. Разумеется, такое маленькое животное никак не могло использоваться как тягловая скотина. Так что век за веком шимпанзе разводили собак, отбирая крупных особей. Если вам интересно мы можем посетить какую-нибудь местную псарню и там вы увидите собак ростом тридцать две ладони в холке.

Саймон не нашелся, что отзначить. Эта мена мест домашних животных стала для него сюрреалистической насмешкой, еще одним стеклышком в калейдоскопе накладывалась на перевернутую вверх дном картину мира, мира, в котором он вынужден теперь жить. Он снова подумал о Саре — о ком же еще! — вспомнил, как она в экстазе обнажила клыки, когда он нырнул в нее в тот последний раз, вспомнил Грейси, ее ретривера, вспомнил, как собака в то последнее утро тревожно рычала и скулила под дверью спальни, требуя, чтобы ее впустили. Затем он вспомнил миниатюрную лошадь, которая бегала по той комнате-не-до-смеха, где он проснулся, в дивном новом мире волосатых мучителей. Сколько еще таких перевертышей он обнаружит здесь? Что тут еще есть — летающие ролики, живородящие рыбы? Он обхватил себя передними лапами и начал раскачиваться на стуле, как обезьяна в клетке или как ребенок, страдающий аутизмом.

Буснер тотчас уловил смену настроения. Лучше пока все время чем-нибудь Саймона отвлекать, подумал именитый психиатр, делать новые шаги по этой моей программе интеграции, заниматься физической деятельностью, чем угодно, только бы заставить его сосредоточиться на внешнем и забыть о внутреннем.

— «Грууннн» Саймон.

— Да, вы что-то показали «хуууу»?

— Думаю, сегодня нам нужно продолжить знакомиться с миром, как он есть. В рассуждении, так показать, постоянно увеличивать нагрузку.

— Что вы конкретно имеете в виду «хуууу»?

— Как что? Разумеется, прогулку в зоопарк.

Прыгун остановил «вольво» у дома Буснера, поухал, не выползая из-за руля, и стал ждать. Почти сразу на дорожке появился Саймон Дайкс. Прыгун отметил, что тот по-прежнему ходит выпрямившись, как бонобо, почти не сгибая задних лап. Как и у бонобо, такая походка с неизбежностью выставляла на всеобщее обозрение его розовый пенис. Прыгун побледнел от ужаса; от Дайкса веяло чем-то опасным, загадочно-агрессивным, на него нельзя было смотреть без дрожи. Он слишком спокойно держался, не теребил все время шерсть, как всякий нормальный шимпанзе, и издавал свои гортанные вокализации. Ну да что ж с того, Саймон Дайкс оставался для Прыгуна пропуском в рай, и пятый самец не собирался об этом забывать.

Он выскочил наружу сквозь открытое окно «вольво» и встретил художника, когда тот преодолел полпути до калитки.

— «ХууууГраааа» доброе утро, мистер Дайкс, как вы себя сегодня чувствуете «хууууу»?

Саймон косо и сверху вниз посмотрел на обратившегося к нему шимпанзе. Он уже научился замечать тонкие отличия между шерстяными зверьми, так что некоторых мог даже узнавать. У данного конкретного экземпляра необычно маленькие и изящные уши. На морде практически ни волоска, кожа белее, чем у Буснера и Боуэн, не показывая уже об обезьянах, которых он видел в больнице: те были еще тоньше и стройнее, их кожа куда чернее, а губы куда розовее.