— «ХууууГрааа», — пропыхтел-проухал вожак и забарабанил по пластиковой крышке попавшегося под лапу мусорного ведра. Мгновенно воцарилась тишина. — Итак, вы, гоп-компания «гррууннн»! Я вам уже показывал, что у нас поселился мой очередной пациент, но я хотел бы вбить сей факт в ваши головы поглубже… — Буснер еще громче побарабанил по крышке. — Беднягу обозначают Саймон Дайкс, у него тяжелое заболевание и галлюцинации: он думает, что он человек… — Парочка совсем юных Буснеров захихикала и зацокала зубами. — «Рррряяяв!» Эй, вы, а ну заткните свои поганые пасти, не то в ваши милые мордочки вопьются мои точеные клыки. «Ууаааа!» — Хихиканье тотчас затихло. — Стало быть, я хочу, чтобы здесь у нас все было тихо и прилично, в разумных пределах. Мы с Саймоном отправимся первозавтракать в летнюю беседку — полагаю, общество карликовых пони подчетверенькает ему больше, чем ваше. «ХуууууГраааа!»
Буснер выпрыгнул из комнаты и кубарем вкатился вверх по лестнице. На пороге гнездальни старших подростков он замер, несколько раз осведомляющимся тоном поурчал и только потом открыл дверь. Саймон как раз просыпался, протирая заспанные глаза. От проницательного взгляда Буснера не ускользнуло, что пациент выбрал себе нижнее из двух гнезд — несомненно, еще один симптом его человекомании. Как все люди, Саймон везде, где мог, искал убежище, крышу над головой.
— «ХуууГрааа» доброе утро, Саймон, как спалось «хуууу»?
Саймону стоило большого труда сосредоточиться на пальцах сожестикулятника. Художник помассировал себе кожу на голове. Несколько секунд он пребывал в следующем состоянии: понимал, где он, понимал, кто машет ему лапами, но не мог решить, к какому виду живых существ принадлежит. Затем сонное марево рассеялось, и бывший художник встретил новый день в мире обезьян.
— «ХууГраа», — тихонько проухал он, а затем показал: — Доброе утро, доктор Буснер. Прошу прощения, ваше лучезарное анальнопервосходительство, я спал, мне снилось, что я… мне снилось, что я человек…
— Отлично, теперь вы проснулись, и кто же вы? Все еще человек «хуууу»?
— Да, да, конечно.
— У вас нет шерсти «хууу»? Вы ходите на прямых задних лапах, которые длиннее передних «хуууу»?
— Да, «хуууууу» да! Конечно…
— И ваши ягодицы круглые и толстые, словно у вас вместо задницы две салатные миски «хуууу»?
— «Клак-клак-клак» ну да, да, если угодно! Хотя я бы описал это несколько иначе!
Продемонстрировав врачу свое однозначно хорошее настроение, обезьяночеловек схватился передними лапами за дно верхнего гнезда, раскачался и выпрыгнул на пол из нижнего. На задних лапах он прошелся по комнате, не обращая на Буснера ни малейшего внимания и подбирая разбросанную по гнездальне одежду, натянул на себя футболку, извлеченную из пакета, участливо собранного Тони Фиджисом, и джинсовую куртку, а затем отказался спускаться вниз по внешней стене дома, так что диссидентствующему специалисту по нейролептикам пришлось свести подопечного по лестнице и выйти во двор через заднюю дверь. Саймон упрямо передвигался на задних лапах, выпрямив спину и гордо игнорируя турники и ручки.
Пересекая террасу, Саймон немного отстал от Буснера и, заглянув в гостиную сквозь окна, громко расхохотался. Он впервые видел столько шимпанзе разных возрастов в домашней обстановке, и представшая перед его глазами картина была донельзя смешной — этакая пародия на мультики, которые он смотрел в детстве, где обезьяны, например, пьют чай в зоопарке. Все набивали пасти хлебом и фруктами под завязку, то и дело выхватывая еду из соседних пастей. Все бегали и прыгали по комнате, используя совершенно обычную мебель — сосновые стулья и стол, буфет и барную стойку с покрытием из огнеупорного пластика — в качестве спортивного оборудования и полосы препятствий. Увидев веселье Саймона, Буснер быстро замахал нечто вроде:
— Знаете, семья, много народу, слишком шумно, вам пока рано, в первый-то день. У дочери до сих пор течка… — и увел Саймона в восьмиугольную беседку в дальнем углу сада, купленную некогда по каталогу в порыве буколической страсти.
Там Саймон уселся за стол и сжевал миску терновых ягод — не преминув пожаловаться, что они слишком кислые, — и чашку черимойи — не преминув пожаловаться, что она слишком сладкая. Буснер попытался было заинтересовать его ломтиком дуриана, щелкнув пальцами:
— Лучшее, что есть на рынке. Моя третья самка специально ходит за ним в магазин тайских деликатесов в Белсайз-Парк.
Читать дальше