— Что за чудо?
— Чудо! Сейчас с вашим руководством поцапались. Расторгнем, говорят, договор о совершенствовании цехового хозрасчета, давайте нам малые предприятия! Говорю: без полного хозрасчета в цехах переходить на формы малых предприятий — все равно что участвовать а лаллт-?»<\ не умея плавать. Нет!.. Давай малые предприятия! Позвонил своему заведующему… Тоже фрукт сидит. Ему все до лампочки. Хоть луноход завтра внедряй на лесозаготовках. Лишь бы акт на деньги подкисали. А то что людей задурили уже — это ему…
— У вас, я смотрю, — посочувствовал Петр, — тоже проблемы.
— Мышиная возня, не проблемы. Кто‑то специально создает трудности. Люди уже запутались в этих экономических моделях. — Он отходчиво улыбнулся, вспомнив что-то. — Сейчас прощались с вашим директором, он и говорит мне: «Я сам толком не знаю, что это такое — малые предприятия, да и постановление семьсот девяносто еще не читал. Не видал даже. Но… Мы же деньги вам платим…» Вот так! Он не знает, что эго такое, но он же деньги платит!..
— Откровенно говоря, ваши речи… Ну, что каждый должен включиться и работать на совесть, нашим мужикам не понравились. Ворчат. Привыкли уже кое‑как.
— Вот именно! — желчно усмехнулся ученый. — Кое-какеры!.. Но люди не виноваты. Их отучили работать хорошо, на совесть.
— А все диктатура пролетариата! — вдруг вырвалось у Петра. Это было так неожиданно для него самого, что он оглушенно умолк.
— Вот как?! — удивился ученый. Подумал, этак вздернув брови. — Может быть и оттуда веет. Но я вам про нашего брата, непролетария. Об ученых. У нас в отделе — десять человек. Из них четверо — пенсионеры. Двое спят откровенно за своими столами. Один даже храпит. А когда проснется, начинает деловито интересоваться — кто, где и почему отсутствует. И когда будут зарплату давать? Третий любит кататься по стране за государственный счет. Разъезжает от Карпат до Сахалина, печати на бумажках собирает. Будто бы важные дела решает. Четвертый, правда, что‑то пишет. Графики чертит «Кривая экономического эффекта от внедрения природосберегающих технологий лесозаготовок в горных условиях». С неподражаемо важным видом. А вчитаешься — чушь собачья. Но в министерстве подписывают, утверждают, печати ставят. Но это еще куда ни шло. Женщины! Это вообще уникальное яв ление. Эти вообще уже обнаглели до цинизма. Одна почти не появляется на работе. То ли болеет, то ли за детьми присматривает. Приходит только в день зарплаты и аванса. И все удивляется и спорит в бухгалтерии, что ей мало начислили. Другая красавица откровенно вяжет свитера. И все это как бы не замечается. И даже поощряется! Шефом нашим! Мойша Аронович. Пробовали мы возмущаться. Что ты! «Они тоже люди!» Добренький?.. Не — е-ет! Это действует целая система разложения русского народа. Игра на его слабости — природной его ленце. И это повсеместно. На всех уровнях. Из года в год, десятилетиями. А теперь, когда уже ничегонеделание вошло в плоть и кровь нашей действительности — кричат — русские такие — сякие, бездельники и неумехи. Деградировали! Я хотел бы спросить у радетелей русского народа, роющих на каждом шагу ему яму: а откуда взялась былая слава России на весь мир? Кто ее заслужил? Русские бездельники и неумехи? Тут, Петр Федорович, — дела серьезные. Туг мы имеем дело с «третьей общиной» — силой, не знающей границ подлости и цинизма. У них такая дудочка. Под эту дудочку пляшут народы многих стран. Даже Америки. Под эту дудочку и нас учили плясать семьдесят лет. Пока мы плясали — были великим, мудрым, талантливым и самым гуманным народом. Как только перестали плясать — сразу стали плохими…
Ученый уехал, а Петр не мог забыть его чудного слова «коекакеры». И надо же придумать! — всякий раз изумлялся он.
Тема последнего разговора с ученым получила неожиданное продолжение, заронив в душу впечатлительного Петра новые мысли.
В понедельник, когда он ждал сменщика, вдруг позвонили из главной конторы и предупредили, что сегодня во время обеденного перерыва к ним на склад придет человек из общества «Знание» и прочитает небольшую лекцию о современной молодежи. И попросили написать хотя бы от руки небольшое объявление и повесить — одно в конторе, другое — в столовой. Петр написал два объявления красным карандашом. Одно повесил в конторе, другое понес повесить в столовой. Погода выдалась солнечная, не жаркая. Петру даже не хотелось ехать домой, «давить» отсыпного — до того свежим и чистым был воздух, до того ярко и ласково светило солнышко. Повесив объявление в столовой, он устроился на лавочке лицом к восходящему солнцу.
Читать дальше