Виктор Ротов - Карл Маркс на нижнем складе

Петр тайком покосился на Гулю. Узкое миловидное лицо, большие грустные глаза. Она тоже о чем‑то думает сейчас. Наверно, переживает. Наверно, думает, что он не любит ее. «А ведь люблю! Потому что мысли только о ней. Потому что ничего и никого не желал бы, только ^е. Лицо ее прекрасно. Сердце доброе, ласковое, верное. И дорожит она простым человеческим счастьем»…

— Ты не ответил на мой вопрос, — прервала она затя нувшееся молчание. Он поднял на нее глаза, не понимая, о чем она. — Любишь ты меня, или мне показалось?..

Надо было отвечать. Надо было говорить правду. И надо говорить так, чтоб она поверила раз и навсегда. Она сейчас слушает его сердцем. Он перед ней как на духу, почти как на плахе. Сейчас или голова с плеч, или любовь и счастье. Сейчас он привяжет ее навсегда, или должен оттолкнуть безвозвратно. Первого он жаждет, а имеет ли право на второе?

— Наверно, люблю, потому что думаю только о тебе…

Гуля сползла со стула, встала на колени перед ним и положила голову ему на грудь. Легкую, почти невесомую. Он гладил ее, чувствуя как навертываются слезы благодарности. И тут подлетела к ним Лялька, игравшая с куклой на подоконнике. Оттолкнула мать и стала гладить Петра по голове.

— Ты не плачь! Не плачь! Я тебя пущу к маме спать. Сама буду на другой кроватке!..

Нижний склад Октябрьского леспромхоза находился километрах в двух от поселка, в небольшой, уютной долине, окруженной горами. У асфальтированной трассы, что вьется между горами до самого Туапсе. И у железной дороги, от которой отходит ур к нижнему складу. Очень удобно вывозить отсюда лесопродукцию. Ее вывозят вагонами, автомобильным и гужевым транспортом. И просто выносят на плечах.

Как и все нижние склады лесной промышленности, он не блистал особой ухоженностью и порядком. Здесь, как и везде, царила вопиющая бесхозяйственность. Та самая нарочитая бесхозяйственность, которая служит надежной ширмой для безудержного воровства. Горы всяких неликвидов, великолепного, но уже «задохнувшегося» бука, всевозможных откомлевок и обрезков, из которых добрый хозяин извлек бы кучу денег. Завалы дымящихся опилок, щепы, коры. В основном дубовой коры, которой так не хватает стране для производства лечебных препаратов. Старые, престарые разделочные площадки, оснащенные допотопными цепными транспортерами, от скрежета которых, когда идет разделка хлыстов и сортировка сортиментов, цепенеет душа и вянут уши. Невероятные ухабы на подъездных путях. И пещерных времен приспособления для разгрузки хлыстов: две наклонные «стрелы» и два стальных каната, которые подводятся под воз. Трактором, или лебедкой, канаты натягиваются, и воз хлыстов соскальзывает на разделочную площадку. Обратный ход стальным канатам обеспечивает огромное, в два обхвата, бревно — оттяжка. Глядя на эту «муханизацию», как здесь говорят рабочие, невольно вспоминаются картинки из истории пятого класса, где рассказывается о древнем рабовладельческом строе. Кажется, сама древняя история вышагнула со страниц учебника в нашу социалистическую действительность. И додумался же кто‑то назвать леспромхоз Октябрьским! Поистине руководящим острякам не откажешь в чувстве юмора. Не этим ли звонким словом лучше всего отпугивать ворчунов и всяких там любителей — блюстителей порядка. Мол, ты чего? Разве может предприятие с таким названием слыть плохим? Разве могут на нем работать воры? Ведь Октябрьский же! Октябрьский — значит, Советский, а раз Советский — значит хороший. А раз хороший — значит, о каких — таких непорядках может идти речь? А если есть такие, которые недовольны порядками, — надо посмотреть их лояльность к Советской власти. Поэтому потише и поосторожней с критикой. А то, что это уже давно не предприятие, а зубная боль народная, тащиловка — это ничего. Главное, что Советское, лояльное. С именем Октября. Сколько у нас колхозов имени Ленина, которые со дня их сотворения не выполняют планов, и колхозники их не знают, что такое нормальная человеческая жизнь; а сколько разных предприятий и организаций, носящих имя Октября, на которых работают тысячи, миллионы людей за нищенскую зарплату, и начальство которых давно уже просится за решетку с пожизненным сроком заключения? Кто об этом задумывается? Кто прекратит издевательство, глумление над святыми символами? А может, эти символы ложные? В чем дело? Почему в стране царит всепожирающий цинизм? Безнравственность, безнаказанный грабеж трудового человека, повальная бездуховность? Что это? Распущенность отлученных от веры людей? Несостоятельность властей, осознанная безысходность общества? Потребительский маразм? Мы не верим друг другу, подозреваем друг друга. Подозреваем и тут же делаем все, чтоб еще больше не верить и подозревать.