Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

В виде нэпа передышку отстоял.

И покуда в силах был держать перо,

Обмозговывал вам планы ГОЭЛРО.

И советовал растяпам из ЦеКа

Скинуть Сталина, возможность есть пока.

— Как ты думаешь, — спрашиваю я, — что Там у Них творится? Переворотик?

— Ты профан в политике, — говорит Сталин. — О каких переворотах ты толкуешь? В нашей системе их вообще не бывает. Если одна банда маразматиков вытесняет другую, это заворот, а не переворот.

— Ты, кажется, продолжаешь делать вклады в диалектику. Теория заворотов — это недурно. Но и перевороты у нас бывают. Тебя-то самого все-таки скинули. Говорят, отравили.

— Кто говорит? И ты этим подонкам веришь?! Да они при одном звуке моего имени клали в штаны. А от мысли о заговоре их всех хватил бы удар. Нет, мой мальчик. Никаких заговоров у нас не бывает. Даже сговоров не бывает. Бывает, что снюхиваются. Но ненадолго. И на перевороты этого не хватает. У нас просто бывает стечение обстоятельств, которое потом каждый толкует на свой лад. Причем это стечение обстоятельств бывает таким гнусным, серым и безликим, что его даже описать мало-мальски документально точно невозможно. Я сдох своей собственной смертью. А эти «заговорщики» даже через несколько дней после моей смерти от моего смердящего трупа получали указания.

— Но ведь ты утратил контроль над своим же аппаратом власти и над страной!

— Ах, вот ты о чем! Так это совсем из другой оперы. Контроль над страной и аппаратом власти всегда явление условное и относительное. И всегда имеющее смысл лишь в определенных границах меры. Ты же философ. Гегеля небось читал. Так что знаешь, что такое мера. Так вот, избыток власти есть в такой же мере потеря власти, как и недостаток. Власть моя была настолько мощной, что превысила верхнюю границу меры и утратила смысл. Не аппарат вышел из-под контроля, а контроль превысил потенции аппарата. Понял?

— Смутно. Если я тебя правильно понял, и нынешний Генсек со своей бандой нарушили меру, и теперь следует ждать стечения обстоятельств, в котором сдохнет этот живой еще покойник, и над его вонючим трупом шакалы начнут снюхиваться?

— Именно так.

— А к чему это приведет?

— Ни к чему. Будет то же самое, только еще хуже.

— Тогда надо спасать жизнь нынешнего Генсека!

— Ни в коем случае! Если его оживят, будет еще хуже того хуже, которое будет после того, как он сдохнет.

— А ты не такой уж кретин, как можно подумать из чтения твоих сочинений.

— А ты думаешь, я сам их писал?! Ха-ха-ха! Я не такой уж кретин, чтобы писать свои идиотские сочинения самому. Дело не в этом!

— А в чем же?

— Скучно!

Когда я вернулся домой, в двери торчала записка. В ней было написано следующее: ты — типичная свинья, и больше мне не звони. Всему приходит конец, сказал я с полным философским спокойствием. Тем более, мне уже давно пора поменять простыни. Не ищите, в последнем выражении никакого глубокого смысла. И не смотрите на него как на метафору или изречение древних философов. Просто я меняю простыни вместе с любовницами, если такое наименование применимо к женщинам, с которыми нам приходится ночевать. Строгой причинной связи тут нет. Иногда я сначала прекращаю связь с женщиной и после этого меняю простыни. А застелив чистые простыни, я преисполняюсь сердечной тоской. И размышляю примерно так. Грешно ложиться одному в такую роскошную, пахнущую стиральным порошком «Астра» или «Лотос» кровать. Это не кровать, а храм любви. И в него надо привести прекрасную женщину. И я начинаю лихорадочно листать листки своей памяти. И, наткнувшись на первую подходящую кандидатуру, бегу в ближайший автомат. Иногда вид грязных простыней повергает меня в ужас, и я их меняю. А поменяв простыни и узрев, какой роскошный, ангельски чистый вид обрела моя кровать с поющими бабушкиными пружинами, я делаю железный вывод: в такую непорочную чистоту допускать мою прежнюю пота... прошу прощения, возлюбленную ни в коем случае нельзя. И опять-таки начинаю перебирать странички своей памяти. И... Короче говоря, тут есть какой-то закон, но вовсе не причинный, а в духе идей современной физики. Простыни мои выдерживают точно одну любовную связь, а любовная связь — точно одну смену простынь.

Потеря возлюбленной, повторяю, меня не выбила из колеи. Из колеи меня выбила потеря материалов к ближайшему занятию политкружка. Послезавтра я их должен представить в партбюро. Кроме того, мне по секрету сказали, что меня пойдет проверять самое гнусное существо в нашей философии — сука Тваржинская. Вы можете мне объяснить, зачем я захватил эти материалы с собой? Решил по примеру французов полистать их в кафе? О, идиот! Теперь мне придется обойти все места, где я побывал. А разве их упомнишь?! И денег у меня осталось только на хлеб на неделю.