Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Ты надо мною шутишь? Это же та же самая Москва. Вот главное здание КГБ. Вон Железный Феликс. Кое-что переделано. Исчезли некоторые старые дома, появились новые. Но в принципе — то же самое. Вот Большой театр. Вот Маркс. И его так же, как и раньше, обсирают голуби. А это кто? Проститутки? Фарцовщики? Или диссиденты? Не морочь мне голову! Какой это настоящий коммунизм?! Видишь, очереди! Толкучка в магазинах. Давка в транспорте.

Ты разочарован? А ведь ты — специалист в философии. Что же тогда говорить об остальных?! Ты что же, думаешь, что настоящий коммунизм можно отличить от ненастоящего по виду зданий, по одежде людей...

Стой! Движение остановлено. Сейчас промчатся машины какого-нибудь важного руководителя. Вот они! Гляди. Хороши? Чудо техники. Даже атомной бомбой не возьмешь. Со всеми удобствами. Одна такая штуковина стоит десятка тысяч старых «ЗИЛов», «ЗИМов», «ЗИСов», «Чаек», «Волг», «Ласточек». Настоящий коммунизм, мой мальчик, строится в душах людей. А машины, дома, самолеты, штаны, сапоги — это все прогресс техники. А техника и при капитализме развивается. И даже еще лучше...

А как же производительные силы?

Они где-то должны быть развиты достаточно высоко, чтобы где-то (не обязательно там же) произошел переворот. Они нужны, чтобы воевать, ублажать привилегированных и для многих других целей, совсем не являющихся специфически коммунистическими. Они — некое историческое условие. Но не в них суть. В каждом человеке есть или нет некое «я». Это «я» может быть маленьким или большим, может расти и уменьшаться. До сих пор это «я» было распределено по населению общества хаотически. Случалось так, что какой-нибудь вшивый младший научный сотрудник без ученой степени выращивал в себе гигантское «я», а сам Генсек вынужден был довольствоваться малюсеньким и бесформенным, Как навозный червячок, «я». И все от этого страдали. Младший научный сотрудник — оттого, что со своим огромным прекрасным «я» вынужден был ходить в драных штанах и ботинках, ютиться в каморке, кормиться блевотиной для гастрита и язвы. А высокопоставленный Генсек, хотя и увешанный орденами и званиями и прославляемый в качестве гения, все же чувствовал, что людишки замечают его червячка-слизнячка «я», страдал и начинал еще больше люто: насчет своих открытий, заслуг, прозрений, предначертаний. Где выход? Верно! Привести в соответствие эти «я» с положением человека в обществе. Чтобы чем выше чин, больше и прекраснее «я». Чтобы внизу совсем не было никаких «я», зато чтобы вверху были исполинские «я», завершаемые и возглавляемые таким «я», что страшно подумать. И страдать никто не будет. И гармония установится в душе людей, а значит, и в мире.

И установили?

Ода!

Как это Им удалось?

Очень просто. Как известно, «я» нельзя отобрать у человека и передать другому. Но можно его уменьшить и уничтожить совсем. И достаточно принять за высший уровень «я» таковое у Генсека, а все прочие «я» уменьшить соответствено рангу, сведя его к нулю на низших ступенях, как мы получим желанную картину, ибо все величины относительны. Понял?

Понял. И что же, неужели все проблемы тем самым бы решены

Все!

И люди теперь все счастливы?

Нет, конечно.

Так зачем же эта затея?

Ты все-таки еще не понял. Все люди при этом не являются несчастными. Для коммунизма этого вполне достаточно.

Обличай, сукин сын, наши безобразия,

Только с самого начала учти:

Хоть Россия тебе это и не Азия,

Но и с Европою ей не по пути.

Выявляй властей опасные наклонности,

Их коварный и преступный нрав.

Поноси отступленья от законности

И отсутствие гражданских прав.

Но на путь становяся обличительный,

Помни жизненный закон загодя:

В психбольницу или лагерь исправительный

Попадешь как клеветник и негодяй.

Но самым сенсационным было выступление Барабанова. Он сказал, в частности, что, прежде чем поднимать уровень секса в стране, надо поднять сельское хозяйство и улучшить жилищные условия. А то на макаронах и на лестничных площадках особенно не развернешься. Остряки из отдела сатиры и юмора записали его слово в слово и поместили в стенгазету. Смотреть стенгазету приезжали со всей Москвы. За Барабановым прочно укрепилась слава диссидента. Не зная смысла этого слова, он сам всем говорил, что он теперь диссидент. Пришли представители из райкома партии и предложили стенгазету снять. Директор сказал, что они с возвращением Барабанова поторопились. Но если его сейчас убрать, он снова начнет строчить кляузы во все инстанции и мешать нормальной работе института. А сейчас, когда ЦК поставил перед нами такую ответственную задачу, это может резко снизить и свести на нет. Тем более, на Западе поднимают шум, что подорвет. Так что будет лучше, если пока. Одним словом, надо взять под контроль и направить. На том и порешили: сделать Барабанова заместителем редактора (то есть Тваржинской) монографии по практической части. Трус робко спросил Петина, что он имеет в виду, говоря о практической части: практическую часть подготовки монографии или самого секса? Петин сказал, что он против метафизического противопоставления и разрыва.