Томас Мартинес - Святая Эвита

— Приготовьтесь, — сказал он шепотом, — потому что это Эва.

Сержант ничего не ответил.

При свете фонарей Псих обнажил тело и заткнул саван Эвите под голову, не сняв скрученную на затылке косу. На теле были родинки, на лобке темнел редкий пушок. Его удивило, что при такой золотистой шевелюре пушок был темным.

— Она была крашеная, — сказал он. — Красила волосы.

— Уже три года, как Она умерла, — сказал сержант. — Это не Она. Очень похожа, но не Она.

Арансибия прошелся по телу кончиками пальцев: ягодицы, слегка выпирающий пупок, дугообразная полоска над губами. Тело было мягкое, для мертвого слишком теплое. На пальцах — четки. Кусочек мочки уха отрезан, также конец среднего пальца на правой руке.

— Возможно, что это копия, — сказал Арансибия, Псих. — А вы как думаете?

— Не знаю, что это такое, — ответил Армани.

— Скорее всего Она.

Они снова закрыли гроб и позвали солдат. Машина двинулась по авениде Варнес и выехала на улицу Хорхе Ньюбери, где кроны деревьев образуют туннель. Теперь Армани сидел в кабине, рядом с майором. У одного из входов на Чакариту их ждал сторож в черных очках. В ночной тьме эти черные очки казались более страшными, чем оружие.

— Бог? — спросил сторож.

—Справедлив, — ответил Псих.

Они поехали прямо вперед по аллее, копировавшей авениду города. Справа и слева высились огромные мавзолеи, покрытые табличками. За стеклами были видны маленькие алтари и гробы. Аллея выходила на пустырь. Справа чернело несколько статуй — гитарист, задумавшийся мужчина и женщина, как бы бросающаяся вниз с края пропасти. Слева были могильные плиты и несколько покосившихся крестов.

— Вот здесь, — указал сторож.

Солдаты сняли гроб и опустили его на веревках в зияющий ров. Потом засыпали землей и гравием. Сторож воткнул в головах крест из дешевого дерева с концами в виде трилистников.

— Как звали покойника? — достав мелок, спросил он. Арансибия заглянул в тетрадку.

— Мария де Магальди, — ответил он. — Мария М. де Магальди.

— Вот какие бывают совпадения, — сказал сторож. — Вон там, спиной к нам, тот с гитарой, это Аугустин Магальди, певец, «сентиментальный голос Буэнос-Айреса». Умер почти двадцать лет назад, но ему все еще приносят цветы. Говорят, он был первым женихом Эвиты.

— Да, совпадения, — повторил Псих. — Такова жизнь. Сторож написал на поперечнике креста: «Мария М. Магальди». Луна скрылась за облаками, послышалось жужжание пчел.

Фескет был уверен, что не оплошает. Перед тем как отправиться в Главный штаб, он попросил соседку погадать ему на картах таро. «Все будет хорошо, — сказали карты. — В будущем у тебя преследования и призрак мертвой женщины. Но сейчас горизонт чист». Так и получилось. Он вел грузовик так, что коробка скоростей не скрипела, от маршрута не отклонился, параллельные реке авениды были свободны. Между неоготическими башнями церквей на улице Оливос мутно светились большие витражи. Слышалась приглушенная музыка фисгармонии. Как он и ожидал, плиты были заготовлены и яма выкопана. Когда солдаты сняли гроб, музыка умолкла, и из темноты вышел священник, а за ним несколько служек.

— Я должен прочесть заупокойную молитву, — заявил он. — Это будет первый покойник, которого мы хороним на территории церкви.

Он торопливо прочитал несколько молитв. На голове у него не было ни волоска, и желтоватый свет отражался на его лысине, как в каком-нибудь танцзале. Фескета удивило, что сержант Пикард опустился на колени и прослушал службу, молитвенно сложив руки.

— Кирие элейсон. Кристе элейсон! [60]— завершил молитвы священник. — Как звали покойного?

— Покойную, — поправил Фескет — Мария М. де Маэстро.

— Дама-благотворительница?

— Что-то вроде того. Подробностей не знаю.

— Почему выбрали такой час?

— Кто его знает, — сказал Фескет. — Я слышал, что она в завещании так попросила. Наверно, была со странностями.

— Видно, не любила суету мира сего. Хотела встретиться с Богом наедине.

— Видно, так, — подтвердил Фескет, которому не терпелось поскорей уехать.

На обратном пути он попросил Пикарда сесть за руль. Только в этом он нарушил приказ Полковника. Думал, что это не имеет значения.

У грузовика капитана Галарсы на авениде Варела лопнула шина, и от внезапного взрыва баранка выскользнула у капитана из рук. Машина сделала зигзаг, уткнулась в тротуар и накренилась, будто прося извинения. Галарса, осмотрев колесо, приказал солдатам выйти. Всем им мерещился какой-то кошмар, и они с опаской вглядывались в темноту. За длинной решетчатой оградой виднелись ряды окон высокого здания больницы Пиньеро. В окнах показались больные в пижамах и стали кричать: