Люциус Шепард - Новый американский молитвенник

— Черт возьми, Вардлин, — заговорила она наигранно-хриплым голосом. — Если бы не твоя мудрость, моя жизнь превратилась бы в сущий кавардак! — И она быстрым движением пригладила волосы. — Того и гляди начнешь рассказывать мне о том, что есть много путей поделить шкуру неубитого медведя.

— Непочатый край способов открыть коробку с пончиками, — подыграл я, стараясь ее развеселить.

Она сдержанно засмеялась.

— Тысяча дорог к одной цели.

— Сто способов полить цыпленка соусом.

— Но я бы не стала на это рассчитывать, — сказала она холодно.

Резко встала, подошла к бару, плеснула себе на два пальца водки в стакан. Пригубила, глядя на меня поверх стакана, и спросила:

— А ты о чем сейчас молишься, Вардлин?

— Да ни о чем, у меня, как и у тебя, времени нет.

— А если бы было, тогда о чем?

— Даже не знаю. В моей жизни и так все есть.

— Забавно, — сказала она, подошла к кушетке и присела на подушку. — Только я тебе не верю. По-моему, тебе еще многого не хватает.

Ее поведение граничило с агрессивностью, и я понял, что она намерена нанести последний удар. Выложить карты на стол. Сейчас она повернет разговор так, что нам ничего не останется, как говорить напрямую, а потом, может быть, попробует надавить на меня, пользуясь своей властью редактора, или сделает что-нибудь по-настоящему агрессивное, например скинет футболку. Тактика, которая, принимая во внимание плачевное состояние моих моральных устоев, скорее всего, приведет к желаемому результату. Ее напористость восхищала. Придется выкручиваться, иначе у нее не выиграть.

— Ну, может, мне чего-то и не хватает, но не настолько, чтобы я стал об этом молиться. — Тут я прикинулся озадаченным, точно понятия не имел, о чем идет речь, и огорченно спросил: — Господи, Сью, о чем мы вообще с тобой говорим?

Быстрая смена тревоги и беспокойства отразилась на ее лице, пока наконец оно не застыло в насмешливом презрении.

— Об эффективности нового стиля, среди всего прочего, — сказала она.

Потом залпом допила водку и направилась в свою спальню, преувеличенно покачивая бедрами, как женщина, уверенная в том, что за ее уходом следят, мысленно кусая локти. Положив ладонь на ручку двери, остановилась и повернулась ко мне, заговорив в своем обычном деловом тоне:

— Завтра важный день. Я позвоню тебе рано.

Едва за ней закрылась дверь, как я схватил из бара бутылку водки и пошел к себе писать Терезе письмо. Не изменив ей чисто технически, я стремился доказать неколебимость своей верности, рассказывая Терезе о том, что расстояние между нами сводит меня с ума, что без нее я чувствую себя потерянным, что она нужна мне как кормчий, чтобы проложить путь через эту реку дерьма, именуемую туром, — короче, все, что внешне казалось правдой, но на поверку не имело ничего общего с моим желанием писать. Я скомкал письмо, вернулся к дивану и вытянулся на нем. Было так тихо, что я слышал скрип электрического сверчка у себя в голове. Представил себе полоску голого тела между краем футболки Сью и резинкой ее штанов и задумался, а не постучаться ли к ней. Я смотрел не на небо в отверстии светового люка, а на желтовато-белый шершавый потолок вокруг, пока его поверхность не превратилась в кружевной гобелен, с которого на меня пялились глубоко запавшими глазами средневековые фигуры, одни с черепами в руках, другие верхом на лошадиных скелетах, третьи в масках, похожих на песьи головы, и со знаками зодиака на груди. Одиночество усугубило мою природную склонность к паранойе. Мне показалось, будто гостиничный номер наполнился исходящим непонятно откуда тиканьем, словно превратился в навевающий молчание и сочащийся холодноватым светом хрупкий викторианский механизм, и я мог бы поклясться, что слышу легкое потрескивание стекла, прогибающегося под гигантским весом, готового разлететься на осколки, которые посыплются вниз и разрубят меня на части, и тут мне вспомнилось, как однажды в тюрьме я сидел в одной комнате с людьми, которые завороженно слушали телепроповедника, и, когда он призвал всех, кто его слышит, встать и положить руки на телевизор, я увидел, как несколько человек, угрюмые и неустрашимые, точно зомби, шагнули вперед и выполнили его команду, а после улыбались и обнимали друг друга, как братья, и тогда я подумал: а может, мне и вправду не нужен Иисус.

В тот раз Ларри Кинг проводил свое шоу в Чикаго, и очередь обзывать меня нечестивым богохульником подошла преподобному Джерри Фолуэллу; [28] Джерри Фолуэлл (1933–2007) — телепроповедник, основатель влиятельной консервативной организации «Моральное большинство» (1979–1989). но, пока мы со Сью ждали в зеленой комнате, подошел помощник продюсера и сообщил, что Фолуэлл из игры выбыл. Проблемы с желудком. Его место должен был занять не менее преподобный Монро Трит, молодой, да ранний рыцарь христианства, прибывший из тех же мест, что и я, «откуда-то из Аризоны», сказал помощник, вертя в руках карандаш с таким видом, будто слова «откуда-то из Аризоны» были заклинанием, а карандаш — необходимым атрибутом ритуала.