Люциус Шепард - Новый американский молитвенник

К аплодисментам добавился смех, и люди по всему залу начали вставать.

— Все, что вам нужно, это подходящие слова. Подходящие для вас. Для определенного момента вашей жизни. А все, что вам нужно для поиска этих слов, это ручка, бумага и несколько спокойных минут!

Теперь стояли все — воздух в зале был так насыщен религиозным экстазом, что сидеть в такой атмосфере было бы просто не по-американски. Старые дамы с трудом держались на ногах; хромые и увечные поднимались; детишек стаскивали со стульев переживавшие духовный подъем мамаши, для которых новый стиль был, возможно, чем-то вроде интрижки на стороне — не так серьезно, как супружеская измена, но почти так же здорово.

— Сконцентрируйтесь! — завопил я и позволил Диане скользнуть обратно в человеческий поток. Потом схватил микрофон и погрузился в свое собственное пространство. — Концентрация — вот что вам еще нужно. И это все, больше вам ничего не понадобится. Не надо посыпать голову пеплом! Не надо бормотать магические заклинания! Вы сами наделяете свои слова магией.

Самым странным всего было даже не то, как далеко простиралась моя власть над ними, — я был словно клоун на детском празднике или дирижер, точно знающий, как выжать из оркестра ту или иную ноту, — а то, что я чувствовал себя так, словно занимался этим всю жизнь. Я мог размахивать палочкой, как мне заблагорассудится, мог рисовать в воздухе гигантских кроликов, притворяться, будто протыкаю воздушные шары, вообще делать все, что угодно, а они все равно отвечали бы подходящими случаю звуками. И тогда мне захотелось проверить, как далеко с накатанной дорожки я могу их увести.

— А знаете, кто еще вам совершенно не нужен? — спросил я их. — Вам не нужен Иисус.

Если бы существовал прибор для измерения мощности аплодисментов, его стрелка после этого заявления пошла бы резко вниз, но я знал, что с этим делать.

— О, без Него, конечно, не обойтись в делах посерьезнее, но разве обязательно беспокоить Иисуса, чтобы получить прибавку к жалованью, которую вы давно заслужили? И наладить отношения с домашними тоже вполне можно без Иисуса. И бизнес вполне можно начать без Его помощи, и от ревизора, который проел вам плешь, отвязаться. Для таких пустяков Иисус вам не нужен. С ними вы вполне можете справиться самостоятельно.

Под конец они раскачались до такой степени, что на всякое мое предложение помолиться о чем-нибудь и сопровождающий его вопрос «Что вам для этого не нужно?» они радостно выкрикивали: «Нам не нужен Иисус!» Это было весело. И я был надо всеми, я ненавидел и любил их в одно и то же время. «Это мой народ!» — так и хотелось воскликнуть мне, точно какому-нибудь спортсмену, установившему очередной рекорд. Но тут всеобщую литанию нарушило заунывное «Вардлин, Вардлин, Вардлин…», исходившее от группы мужчин и женщин в черном слева от сцены, и я взмахом руки призвал аудиторию к молчанию. Вардлиниты замолчали последними. Я пристально посмотрел на них, грустно покачал головой и, ни слова не говоря, спустился со сцены и пошел по центральном проходу, игнорируя тянущиеся ко мне руки и вопросительные взгляды. Распахнув двойные двери в конце зала, я снова повернулся к публике. Они смотрели на меня с недоумением, не понимая, чего я теперь от них хочу. Я предоставил им теряться в догадках до тех пор, пока они не проникнутся тем же чувством, которое якобы владело в тот момент мной, смятенным их идолопоклонством, типа: «Чада мои! Зачем падаете вы ниц передо мной, хотя слышите, как я говорю вам: „Встаньте!“». Некоторые из тех, кто сидел поближе к двери, — женщины в основном — нервно, как психически больные, заулыбались, точно хотели извиниться, но, по-моему, ни фига не поняли, за что они должны просить у меня прощения; до них дошло только, что чем-то они меня обидели.

— Вам и вместо Иисуса никто не нужен! — сказал я наконец тоном любящего, но строгого отца, который навострился копировать у телепроповедников за долгие часы просмотра христианских каналов в тюрьме. — Все зависит от вас самих! Не от меня!

С этими словами я шагнул в коридор, закрыл за собой двойную дверь и быстро зашагал к лифту, зная, что толпа скоро последует за мной.

Я и правда не знал, как буду реагировать на Роджера Эберта. Моя злость на него была мелочной, но монументальной, взлелеянной за десять лет, подпитанной зэковскими понятиями — за базар, мол, надо отвечать. Более того, я был возбужден, лекция меня завела, а собственная реакция на толпу встревожила. Но стоило мне ощутить его рукопожатие, увидеть его улыбку, услышать, как он смеется моим шуткам, весь круглый и холеный, в синем блейзере и сорочке с открытым воротом, как я уже перестал разбирать, кто передо мной — человек или эльф из мультфильма, и всякая враждебность к нему меня оставила. Он вручил мне свою карточку и сказал, что когда позвонят из Голливуда («Уже звонили!» — пропела Сью) и поинтересуются правами на экранизацию истории моей жизни, то, хотя у меня уже есть агент, он все-таки надеется, что сможет мне помочь. Позже я услышал, как он разглагольствует о фильме Дэвида Кроненберга [27] Дэвид Кроненберг (р. 1943) — канадский кинорежиссер, постановщик таких фильмов, как «Сканнеры» (1981), «Видеодром» (1982), «Мертвая зона» (1983), «Муха» (1986), «Связанные насмерть» (1988), «Обед нагишом» (1991), «М. Баттерфляй» (1993), «Автокатастрофа» (1996), «Экзистенция» (1999), «Паук» (2002), «Оправданная жестокость» (2005), «Порок на экспорт» (2007). и сложности его мизансцен перед женщиной в декольтированном коктейльном платье, которая только что в рот ему не запрыгивала, и понял: мы с ним в одном бизнесе.