Михаил Садовский - Ощущение времени

Настроение совсем испортилось. Шутка Нинки насчёт женитьбы вдруг показалась ему не такой уж невероятной. «А что? Жениться на ней и успокоиться… и сынишка у неё уже есть — готовый… квартира… далеко где-то… какая разница… напротив какой-то лесомассив (Слово-то какое! Отвратительное!) Буду в лесок ходить за ручку с пацаном, листьями шуршать, кропать, что надо, и зарабатывать, а Нинка будет перепечатывать… чаёк на кухне попивать будем… глядишь на машину наскребём и поедем по всей великой Родине обозревать её бескрайние просторы и стройки…» — Додик плюнул от этого тошнотворного текста и только тут увидел, что стоит у фонтана в самом центре Москвы в окружении театров… квадрига летела прямо на него… вода журчала о вечном, деревья шептали другу театральные сплетни, на всех скамеечках под деревьями сидели девушки, явно приезжие, и горячо говорили, говорили, жестикулируя и внезапно замолкая, — наверное, абитуриентки… как раз пора экзаменов… вот они наверняка знают, что делать, что писать и как жить… станут инженерами, врачами, а загодя на третьем курсе забеременеют, выйдут замуж, останутся в столице и опять наверняка будут знать, что делать, что писать и как жить… наверное, при коммунизме, как учили… и тоже на кухне будут пить чай… с лимоном… Дался мне этот чай! — удивился Додик… и вдруг спохватился, откуда это он… возник Лысый, уютная московская кухня… — он думал о Вере, и такая странная цепочка фантазии… почему она не ответила? А может, звонила, и его не было дома… в квартире пусто — даже передать некому. Он почему-то заторопился домой, будто с его появлением телефон обязательно зазвонит, и он услышит её голос. Но телефон молчал. Город совсем опустел. Будто время притормозило, давая возможность оглядеться и подумать, как жить дальше.

Он лежал, подсунув ладони под затылок, скользя назад по цепочке событий и будто впервые увидел всё совсем ясным и печальным… все свои знакомства, влюблённости, кратковременные связи… он понял, а вернее сказать, почувствовал, что во всех уже много лет искал Милку, и, если бы спросили какую, не смог бы ответить… наверное, уже давно придуманную им… которая, конечно, была похожа на Милку Шухман, похожа, как похожа любая девушка, женщина на своё детское, отроческое я… но он не знал, какой она стала, какая она теперь. Только видел её жесты и слышал привычные и родные интонации. Он сам выдумал её. Довыдумал такой, какой привиделась, и искал, искал во всех, кто попадался на пути.

Додик вышел из метро, повернул направо вдоль круглой ротонды вестибюля, сделал несколько шагов и остановился — здесь был тупик. Он знал это и теперь соображал, зачем пошёл сюда.

— Что, пописать надо? — дорогу преградила тётка с метлой, — здесь тебе не общественная уборная! Убирай за вами! — она выразительно замахнулась метлой, — Ходют! Ходют! Есчё один!

Додик отступил на шаг и повернулся уходить.

— Пошли отсюда! — воинственно раздалось за спиной, а перед ним стоял будто бы смущённый Василий Иванович и неловко улыбался. Додик шагнул чуть в сторону и бросил через плечо:

— Следите!

— Нет. Случайно, поверьте, — тон был спокойный и дружеский. Додик обернулся к своему попутчику, осмотрел его и ничего не ответил. — А вы не посетили меня, как уговорились, — ответил тот на взгляд.

— Нет, Василий Иванович, не пришёл, не мог, болел, — Додик чувствовал, что начинает психовать.

— Что-нибудь серьёзное? Помочь не надо? — собеседник явно не желал конфликтовать.

— Здоровье — это всегда серьёзно.

— Так, когда увидимся с вами, вы мне…

— Василий Иванович, а почему я должен видеться с вами? У меня на то никакой необходимости!

— Напрасно вы так, Давид Евгеньевич! Мы вроде так хорошо поняли друг друга, а вы опять…

— Василий Иванович, послушайте… у вас своя работа, у меня — своя…

— Нет, — жёстко перебил попутчик, — ошибаетесь, уважаемый Давид Евгеньевич! Работа у нас общая! Долг обязывает нас…

— Я никому ничего не должен! И расписок не давал! — не успел сдержаться Додик.

— Дадите, — тихо и угрожающе произнёс Василий Иванович и, смыв жёсткое выражение с лица, улыбнулся открыто и подкупающе, — ну куда вы денетесь? Все дают — и вы дадите… и работа у нас общая, потому что общая страна, понимаете… до свидания! — он протянул руку, и Додик вынужден был пожать её.

Сердце у него колотилось. Он стоял не в силах двинуться и смотрел в ту сторону, где только что был Василий Иванович и вдруг исчез… другие спины скрыли его, и больше ни разу не мелькнули ни его широкий затылок, ни серо-голубоватый пиджак.