Дина Ратнер - Бабочка на асфальте

— А ты мне чёрный фрак и дирижёрскую палочку купишь?

— Зачем?! — Изумился я.

— Ну как же! — удивился моему непониманию Лёня. — Я же буду выступать в зале Чайковского.

Всё больше проявлялось сходство сына с его матерью: тяжёлая походка, медлительность, прежде, чем заговорить, наклонял голову — вроде как с мыслями собирался. Неужели даже такие мелочи передаются по наследству? Лёня, не в пример мне, был рукастый, от матери же унаследовал любовь к портняжному делу. Будучи ещё подростком, купил материал и без моего участия сам скроил и сшил себе затейливые брюки с карманчиками, застёжками, пряжками. «Такие только на валюту продают», — говорил он, гордо оглядывая себя в зеркале. Всё у него было разложено по ящичкам: нитки, пуговицы, крючки. Как у моей бывшей жены в шкафу всё по стопочкам: майки, трусы, чулочки, носочки. Менделя не обманешь.

Умение работать руками определило выбор занятий; окончив институт, Лёня уехал шабашить с бригадой маляров и плотников. Быстро выбился в мастера, брался за самую тонкую, ответственную работу. Смена людей, впечатлений, полные карманы денег раскрепостили воображение, сын стал писать проникновенные стихи о северной природе, о бревенчатой церквушке, которую реставрировал, о летящей над куполом птице. Журнал «Юность» начал печатать одну подборку его стихов за другой.

Вернулся Лёня в Москву весёлым, бородатым мужиком. В тот же вечер кинулся в ЦДЛ

/Центральный дом литераторов/ — теперь он был на коне. Менее удачливые собратья-поэты хлопали его по плечу: «Старик, ты гений! С тебя причитается!», и всей гурьбой шли в ресторан пить водку.

К тому времени одна из трёх безумных старух в нашей квартире умерла. Лёня занял её десятиметровую комнату. Стены и потолок обил морёным деревом, поставил стеллажи с томиками известных и не очень известных поэтов, повесил на крюк купленную в антикварном магазине старинную шпагу тонкой чеканки, завёл бар с разными винами и коллекцию пластинок симфонической музыки. Стали приходить девочки. Одна из них запомнилась больше всех. Пришла эдакая кралечка-недотрога, а тут тебе бордовые розы, французский коньяк и тихая музыка. Девочка примостилась на краешек стула, а он, стервец, её в кресло усаживает:

«Расслабьтесь, пожалуйста, не бойтесь, я не кусаюсь». Программа отработана: в первый вечер читает свои лучшие стихи. Во второй гипнотизирует проникновенным, долгим взглядом. В третий, смотря по ответной реакции гостьи, или изображает рыцарскую страсть — срывает со стены шпагу и бросается перед прекрасной дамой на одно колено, или прикидывается одиноким и задумчивым. Может, пожалеет, а может, влюбится, если она тоже одинокая и задумчивая. Её смущение вдохновляет сына; и как из рога изобилия, сыпятся рифмованные шутки, четверостишья.

— Вы такой! Вы такой! — Восторгается девочка.

— Какой?

— Как вы умеете играть словами, знаете, что из чего получается; так смешно, интересно.

Удачная острота, экспромтом выданные афоризмы возбуждали Лёню, давали ему ощущение могущества, он восклицал, радуясь как ребёнок: «Гениально! Записывай за мной! Будешь потом писать мою биографию».

— Или роман, где Вы — главный персонаж, — с обожанием говорила гостья.

— В персонажи я не гожусь, только в герои, — серьёзно возражал сын.

Через месяц — другой стихи были прочитаны, каламбуры сказаны. Ощущение праздничной новизны проходило, а на будни Лёня не тянул. Мрачный он лежал на диване, пил водку и молчал.

— Я мешаю? — Скорбно спрашивала девочка.

— Всё в порядке, сиди.

Сидит и чего-то ждёт. Наверное, вспоминает недавние разговоры, любовь; старается найти хоть какой-нибудь героический факт в биографии своего поблекшего кумира. Ничего не выпало в твёрдый осадок, если что и было — так это несколько хороших стихов в первый вечер. Этим и нужно было ограничиться. Но ведь она тоже обманула его ожидания; не записывала за ним рифмованные строчки, остроты. Так ведь записывать было нечего — одна шелуха. За шутками, прибаутками, всплескиванием руками — ничего не осталось.

— В магазин за кефиром сходи, оттягивает, — приоткрыв один глаз, говорит Лёня.

Идёт.

Спустя несколько месяцев в комнате у сына снова музыка и красные розы — новый роман.

— До каких же пор!? — Взывал я к его совести.

— До тех пор, пока не встречу жар-птицу.

И ведь встретил. Высокая, породистая с ярко синими большими глазами и удивительной статью. Не ходит — ступает. Лёня сразу проглотил крючок.