Вера Афанасьева - Конец света. Русский вариант

– Ваше слово?

– Я отказываюсь. И даю клятву.

– Что ж, свободу выбора отменит только конец света. Очень сожалею, вы подходите мне. Но не буду вас задерживать.

Самаэль нажал кнопку.

– Лиля, проводи гостя. До свидания, господин Яхонтов.

– Прощайте.

Вошедшая Лиля снова выглядела мышью, но это уже не волновало режиссера. Никола Сергеевич поклонился Самаэлю, вышел из кабинета, протиснулся в узкую дверь приемной и пошел за девушкой.

– И всё-таки их две. Просто обеих зовут Лилиями, вот и все. А в комнате есть тайный выход. Боже, скучно как.

На это раз лабиринт закончился быстро. Режиссёр сделал двадцать шесть поворотов, семнадцать подъемов и спусков, но почти не заметил их, потому что какая-то смутная мысль, какое-то невнятное воспоминание тревожили его, обещая разгадку чего-то важного, но чего, он тоже понять не мог. Он попрощался с девушкой и вышел на улицу. Солнце скрылось, затуманилось, пошел мягкий снег. Славно было, чудесно, лучше прежнего.

Никола Сергеевич дошел до ворот, отказался от автомобиля, постоял с минуту, вдыхая мартовскую свежесть, посмотрел в низкое небо и почти побежал назад, в жёлтый дом.

– Не обижайтесь. Я рассказал всё, как видел тогда.

– Меня не обидеть. А вы смелый, это замечательно.

– Вы так прекрасно всё рассказали, Николя. Мы как будто там побывали. Но история выглядела совсем мистической. Если бы мы не знали, что происходило после, можно было бы подумать, что вы и впрямь встретились с Сатаной, – сказала Ариадна.

– Фантазия художника, знаете ли. Я был взволнован, и мне всё казалось тогда именно таким, как я описал.

– И что же вас заставило вернуться? – спросил Сима.

– Бес попутал. Нестерпимо захотелось сделать то, что предложил Малах. Попробовать особый жанр.

– А девушки, их все-таки было две? – спросила Лиза.

– Конечно. Это секретари Малаха, они сейчас в Столице. Кстати, вторая при ближайшем рассмотрении не такая уж и красотка. А первая очень мила. Опять же ситуация и особенности восприятия. Настроение.

– Но я бы не удивилась, если бы это была та же самая девушка. Мужчина же воспринимает портрет в интерьере. И на лугу всякая для него смотрится пейзанкой. А тут – «Олимпия» и бриллиант.

– Вы правы, но их все-таки две.

– И коридор был не длинный?

– А вот коридор был жуткий. Там явно раньше помещалась какая-нибудь дурацкая контора, не осилившая перепланировку. А до этого – какие-нибудь советские коммуналки, в них тоже случались такие коридоры.

– Но, похоже, я был прав, – сказал Иван. – Вы увлеклись проектом Иоанна?

– Да, он всегда казался мне очень занимательным. Но я увлекся не только его, но и вашей идеей.

– Как?

– Я много знаю про Иоанна. Читал и ваши работы, и именно в них нашел интерпретацию Апокалипсиса как проекта. И подумал: ведь может быть и так. Сейчас самое время, и у меня есть возможности. Мне очень лестно, что вы пожаловали ко мне. Впрочем, я бы и сам вас разыскал. Вот только немного развязался бы с делами. Во многом, сегодняшний мой доверительный разговор – это дань уважения вам.

– Тронут, конечно. Но какой ужас! Оказывается, это я вас сподобил! Не могу поверить. Эту возможность я вообще не учитывал. Миллионы людей читали Апокалипсис, и всего несколько сотен – мои работы. Кто бы мог подумать! Но вы полагаете, что Апокалипсис – это не проект? Что же тогда? Сознательная мистификация? Или он знал?

– Не думаю, что мистификация. Скорее, некий воспитательный прием? Очень простой, очень типичный: будете плохими мальчиками и девочками – придет злой бабай или бука-бяка кусачая и унесет. Я люблю Иоанна за то, что он взял на себя смелость воспитывать все человечество. Немногие в истории решались на это, ещё меньше сумели сделать это так дерзко.

– Но воспитание – это скучно, не похоже на Иоанна.

– Воспитание розгами никак нельзя назвать скучным занятием. Тем более что Иоанн отхлестал ментальными розгами миллиарды. Заранее, как цыган цыганенка – до того как тот разобьёт кувшин. А я… у меня не получилось. И я вынужден в этом расписаться. Никола Сергеевич был прав.

– В чем именно?

– Я сразу сказал Малаху, что тон происходящего будет далёк от пафоса. Ни античной трагедии, ни русской драмы, ни французской комедии не случится. Все выльется в трёхгрошовый сериал в стиле соцреализма. С легкими вкраплениями дури, разумеется. Наша Страна – она и есть наша Страна.

– Здесь можно курить? – спросил Сима.

– Да, прошу вас, если дамы не возражают.