Эльмира Нетесова - Забытые смертью

Парень запамятовал о предупреждении Зины и продолжал встречаться с Аленкой. Он уже по-настоящему привязался к ней, и каждая минута разлуки казалась ему вечностью. Вернувшись к занятиям в городе, они встречались каждый день по вечерам. Ходили в кино, в парки.

Здесь, на одинокой скамейке, он признался ей в любви… Она ничего не ответила, видно, не решилась или помешал девичий стыд и природная скромность.

В своем институте у Аленки было много поклонников. Деревенские парни не раз грозили Володьке наломать бока, свернуть шею, требовали, чтобы отстал от Аленки, не ухаживал за нею.

Володька однажды еле вырвался из рук подвыпившей своры. Но, придя на следующий день со своими однокурсниками, разогнал деревенских ребят, пригрозив выпереть из города всех до единого. Без дипломов, с позором до конца жизни.

Эти стычки с переменным успехом продолжались до конца весны, до самых каникул, пока не пришло время разъехаться по домам на лето.

Съездив домой на неделю, Володька рассказал своим об Алене. И домашние, поняв, отпустили парня на лето.

Михаил Иванович встретил его как родственника. Определил на квартиру к заведующей птицефермой. И на следующий день они договорились об оформлении детского сада.

Михаил Иванович сам предложил цену за работу, попросив сделать помещения веселыми, солнечными. Через две недели он любовался игровой комнатой, спальней, улыбчивой столовой, — в каждой комнате оставил Володька заряд фантазии, чистую смешинку и часть своей души.

Первым ценителем его работы была, конечно, Аленка. Она восторгалась выдумкой, чистотой каждого узора, рисунка. Хвалила парня, называя его талантищем, гением.

Потом он привел в порядок клуб. Здесь ему взялась помогать деревенская молодежь. Отмыла, выскоблила, оштукатурила стены, перебрала полы. И пока художник работал внутри, парни и девчата вечерами оштукатурили, побелили дом, перекрыли крышу. И даже площадку перед клубом выровняли, заасфальтировали дорожку, посадили цветы. А позади расчистили и сделали волейбольную площадку, смастерили и скамейки для влюбленных и болельщиков.

Каждый из них время от времени заглядывал в клуб понаблюдать за работой художника. Он начинал ее в семь утра, заканчивал затемно.

Аленка приходила, когда парень, умывшись и подготовив инструмент к следующему утру, закрывал клуб на замок.

Тогда они, взявшись за руки, уходили за село, гуляли по саду, по берегу мелкого теплого озера.

Деревенские ребята относились к Володьке с уважением. Понимая, что такое, как ему, дается не всякому. А их Самих любой конь заменит. И завидовала деревенская простота умелым рукам приезжего. Ведь для них старается. И несли ему в клуб кто каравай хлеба, крынку молока, кусок сала или банку сметаны.

«Пусть сытым будет. На полный живот, глядишь, веселее клуб получится. Нехай не отвлекается. Да не обижается на невнимание», — думали сельчане, ставя на стол вареники с вишней, галушки со шкварками.

Появились у Володьки и вздыхательницы. Колхозные девчата. Те, кому не хватило в своем селе парней. Они приходили к клубу в сумерках. Нарядные. На головах — венки из ромашек. Садились па скамейки и, пошептавшись, заглянув в окно, убедившись, что работает парубок, затягивали песни. Володька любил эти песни. Именно их пели в его семье — в доме Прохоренко.

Голоса у девчат были красивые. И парень иногда невольно выглядывал в окно. А они, не видя его, пели о любви, красивой и верной, какой не привелось познать.

Случалось, иная, насмелившись, заходила, звала на скамеечку. Володька отказывался. Но вежливо, не обидив ни одну.

Зато когда приходила Аленка, он обо всем на свете забывал.

Едва он закончил оформлять клуб, как Михаил Иванович заговорил о собственном доме. Уж очень хотелось ему блеснуть перед соседними председателями колхозов. Во всем сумел догнать их Михаил Иванович. Мечталось — удивить диковинкой, сразить наповал. И тут он пустил в ход и лесть, и хитрость.

Ведь до начала занятий в институте оставался всего месяц. Парень не отдыхал ни одного дня и собирался домой. Но… Не смог отказать. И успел. Каждый угол, комнату и прихожую сравнял со сказкой.

Особо старался в Аленкиной комнате. Даже камин сделал. Чеканные двери смастерил. Не только гости — хозяева робели, не узнавали дом.

Нет, ни копейки в уплату не взял. Он рисовал сердцем. Такое деньгами не измерить. И Михаил Иванович ходил по собственному дому, обескураженный и восхищенный. Он потерял уверенность в себе, чувствуя собственное ничтожество перед красотой дома.