Леонид Билунов - Три жизни. Роман-хроника

— Мне моя жизнь дороже, — сказал он ей.

Арина пыталась поднять цену, уговорить, ссылалась на авторитет, который дал ему рекомендацию…

— Ты сучка! Падаль! Ты меня подставила, — ответил он ей. — Нет таких денег, за которые я возьмусь за такое дело. И тебе не советую. А за тобой должок!

И он сделал шаг вперед. Всего один шаг.

Словом, детина выбил из Арины пятьдесят тысяч долларов — она и пикнуть не посмела. Внутренне порадовалась, что не больше.

От Саратовского я давно не ждал ничего другого. Но против Арины я почувствовал настоящую ярость. Человек, который приходит к тебе в дом, ест у тебя за столом вместе с твоими близкими, играет с твоим ребенком, бессовестно льстит тебе — и точит нож за твоей спиной… Для меня это худшая порода людей. «Господи! — молился я в те дни. — Не дай мне совершить зло!»

У меня чесались руки воздать этому животному по заслугам, и я не устану благодарить Бога за то, что он удержал меня.

Отправляя детину с Венского вокзала, Михась не удержался и все-таки спросил:

— А ты знаешь, сколько она сама получила за этот заказ?

— Сто тыщ!.. Но половина тут, — похлопал детина себя по карману.

И пришел в полное бешенство, услышав, что Арине отвалили за это целых два миллиона, так что Михась еле втолкнул его в вагон.

Позже выяснилось, что Арина завела связи в австрийской полиции, окрутила полицейского офицера, занимавшегося иностранцами, и оклеветала меня перед Австрией. Этот несчастный человек (я не могу иначе назвать мужчину, способного влюбиться в эту безобразную и по-человечески отвратительную женщину) собрал на меня досье, обвинявшее меня в том, что я крестный отец русской мафии, и добился того, что мне на десять лет было отказано в праве жить в Вене.

Впрочем, Саратовского постигла та же судьба. Правительство Австрии возбудило против него уголовное дело, которое не дает ему права жить в Австрии.

Арина до сих пор живет в Вене — в постоянном страхе.

Она боится детины, который пообещал через знакомых, что вернется и посчитается с ней заново.

Она боится меня, так как знает мою репутацию, знает, что обычно я немедленно отвечаю ударом на удар. Долгими вечерами и спокойными венскими ночами она представляет, как я настигаю ее на тихой венской улице и зову к ответу. Я уверен, что она не столько боится расстаться с жизнью, сколько встретиться со мной лицом к лицу, посмотреть мне в глаза и ответить на мои прямые и простые вопросы. Предательство страшно еще тем, что предатель все время разрушает сам себя. Ей неизвестно, что я давно решил навсегда о ней забыть.

Но главный человек, которого она боится пуще смерти, это Саратовский, ее богатый заказчик. Всемогущий банкир, заплативший ей два с половиной миллиона долларов за невыполненную работу. И Арина знает, что у людей типа Саратовского не бывает никаких сантиментов. Разжалобить Саратовского еще никому не удавалось, и эта угроза будет висеть над ней вечно.

Как-то раз в Париже на один из двунадесятых праздников мы с Галей вошли в православный собор Александра Невского на улице Дарю. В этой церкви меня хорошо знают, здесь я исповедуюсь и причащаюсь, здесь крестили сына. Я немало участвовал в ее реставрации наряду с другими русскими парижанами, которым Господь послал редкое счастье не заботиться о хлебе насущном.

Купив свечи, я пробрался сквозь толпу молящихся к иконе «Божьей матери». И в этот момент взгляд мой упал на Арину, глаза которой округлились от ужаса. Я видел, как она, расталкивая ни в чем не повинных старушек, бросилась от меня, словно черт от ладана, и бесследно исчезла в проеме тяжелой церковной двери.

Серым декабрьским днем в начале русской зимы под одним из мостов на дороге из аэропорта Шереметьево в Москву расположилась бригада рабочих, которые обычно занимаются ремонтом автострады.

Дорога перед мостом начинала сужаться, ограниченная полосатыми оранжевыми вехами. По ту сторону моста вехи постепенно отпускали дорогу, она расширялась и метров через двести уже шла нормально, во всю ширину. Было ясно, что под мостом ведутся какие-то дорожные работы — ситуация самая что ни на есть обыкновенная.

И действительно, из дорожно-ремонтной машины выходят рабочие в обычной для них спецодежде и начинают скалывать асфальт на самой середине дороги. Один из них машет флажком метров за двести до моста, предупреждая автомобилистов, чтобы сбавили скорость. Потом эта сторона дороги асфальтируется заново, полосатые вехи переезжают на другую обочину, и рабочие меняют асфальт на другой стороне. Теперь под мостом всю полосу дороги, ведущую к Москве, пересекает свежая асфальтовая заплата, на которой быстро тает все сильнее падающий снег. Машина забирает рабочих, инструмент, временные дорожные знаки и уезжает по своим делам.