АНДРЕЙ ЛОМАЧИНСКИЙ - КОМАНДИРОВКА

Под конец ланча, хотя по времени такое уже скорее соответствовало русскому обеду, за столиками опять разговорились. Сидевший рядом толстый усач, чем-то похожий на Черчилля и Сталина одновременно, вдруг замер на полуслове, а потом изумленно повернулся к Ване, будто тот только что материализовался из пустоты:

– Откуда вы? – не представляясь спросил он.

– Независимый… Только приехал… Пока не гонят.

Ване почему-то страшно захотелось приврать о собственной «независимости» и полностью умолчать «о поручении». Толстяк с сомнением прищурился:

– Ну-у, да… Понятно. Но всё же откуда вы?

– Ну сказал же! Независимый эксперт. Контракт, конечно, через Пентагон, но я сам по себе. Вольнонаемный, так сказать стрингер от экспертизы, фрилансер от криминалистики, папарцци от судебной медицины ( stringer, freelancer, paparazzi – в журналистике самодеятельные охотники за редким кадром или сенсацией ).

– Ясно. Если не разведка, значит сенатская комиссия, а если не то или другое – значит из ООН или Организации по Борьбе за Права Человека. Угадал?!

– Нет, пальцем в небо! Кто-то интересуется золотой археологией древнего Египта, а я вот форенсик-археологией современного Ирака. Люблю, знаете ли, в могилах копаться. Сами-то откуда?

Толстяк неудовлетворенно скривился, потом полез в карман и достал визитку:

– «Лос-Анжелес Таймс», спецкор.

Ваня улыбнулся как можно шире, вложив в получившуюся гримассу максимум деланного дружелюбия, и протянул корреспонденту руку:

– Будем знакомы. Айван Доу из Сакраменто, можно сказать, земляки.

Намек на землячество заметно смягчил подозрительность толстяка и тот, тряся Ванькину руку, разразился тирадой вопросов:

– А-а-а, так вы из столицы! Чем там занимаетесь и где работете? Вы за импичмент Грея Дэвиса? Как там поживает кандидат Шварцнеггер? На выборах губернатора будете за него голосовать? Любите «Сакраменто Би»?

Будучи убежденным республиканцем, Ваня не любил продемократическую «Сакраменто Би» и уж совсем не переносил либеральную «Эл-Эй Таймс». Говорить корреспонденту о своей конторе совершенно незачем, а губернатора живьем (тогда это был еще Пит Вилсон) он видел лишь один раз на вступительной речи какого-то совещания федералов и силовых структур штата. Значит вместо ответа будем воду лить:

– Из столицы, из столицы, хотя это большая деревня по сравнению с соседним Сан-Франциско или вашим Лос-Анжелесом, разве что у нас понатыкано всяких официальных заведений. Работю в морге, занимаюсь экспертизами, как поживает губернатор – понятия не имею, а «Сакраменто Би» читаю по утрам.

Толстячок удовлетворенно хмыкнул в свои пышные усы:

– Тогда скажите, как вы, человек с медицинским образованием, а следовательно гумманист относитесь к тому, что каждый день гибнут наши солдаты. Вы только подумайте – если так пойдет, то после взятия Багдада потери уже зашкалят за сотню человек! Какой кошмар!

– Не «уже», а «всего».

– Вы циник!

– Да нет, хотя… может быть. Знаете, танатология цинизму быстро учит.

– Танато… что?

– Наука о смерти и трупах. Вы вот из Лос-Анжелеса, давайте я вас циничной статистикой потешу. Будем считать, что за активные действия до взятия всего Ирака лягут двести человек. Предположим, что и после взятия в год еще по полтыщи убивать будут. Теперь возьмем мирную жизнь одного района Калифорнии – вашу родную Каунти Лос-Анжелес. По этому району около 160 смертей в день. Понятно, что большинство – естественные. За год это будет около шестидесяти тысяч. Из них убийств около двух тысяч. Не мало. А вот самоубийств в вашем городе на треть больше! Уже получается около трех тысяч. А теперь такая вот любопытная деталь – каждое третье самоубийство совершается лицом нетрадиционной сексуальной ориентации. Значит все наши боевые потери за год не превысят количества добровольно обглотавшихся таблеток тоскующих лесбиянок и повесившихся фрустрирующих гомосеков в одном, пусть и большом, городском районе! Я не гомофоб, просто к слову пришлось…

– С вами невозможно разговаривать!

Толстяк демонстративно отвернулся, а Ваня принялся за дессерт.

Вдруг в столовую палатку влетел Ланке и еще пара военных. Раскрасневшийся Дэниел подбежал к Айвану и склонившись к его уху что-то зашептал. Вся палатка как по команде замолкла – у журналистов на такие мелочи глаз наметанный. Словно в отместку соседу-толстяку, Айван довольно громко бросил:

– Русские, говоришь… Третья Мировая… ОК, побежали!