Шурка вернулась позднее обычного. Не глянув на мужа, подошла к ребенку, тот делал уроки. Сказал, что поужинал вместе с отцом и есть не хочет.
Женщина, справившись по дому, легла отдохнуть, включила телевизор.
Димка, потоптавшись немного, сказал:
— Пойду к ребятам…
— Иди, — отозвалась равнодушно, не спросив как обычно, к кому и надолго ли уходит.
Димку это обрадовало.
Шурка даже не знала, ночевал ли муж дома. Она уснула в спальне сына, а утром ушла на работу, не заглянув в Димкину комнату. А в перерыв не пошла на обед и появилась в парикмахерской. Впервые привела себя в порядок и, глянув в зеркало, решила следить за собою всегда.
— А чем я хуже других? Все женщины на работе выглядят красавицами, а я как чучело среди них. Все для семьи старалась, а себя совсем забыла! Не бывать такому больше! — любовалась маникюром. А уже на следующий день поехала в салон красоты.
Долго провозилась мастер с лицом Шурки, приводя его в порядок. Напоследок сделала макияж, и Шурка, глянув на себя, впервые осталась довольна.
— Это где ты порхала до такого времени? Я звонил на работу, мне сказали, что ты давно ушла. С тех пор три часа прошло! — прищурился Димка, с подозрением оглядев жену:
— Была в салоне красоты!
— Зачем он тебе? Ты же замужняя!
— Я женщина! Это, прежде всего! Хочу выглядеть не хуже других! — ответила спокойно.
— Хочешь кому-то нравиться? — спросил ехидно.
— Самой себе. Да и чего наезжаешь? Или только тебя надо считать человеком? Я тоже среди людей работаю. Не хочу, чтоб меня пугались.
— Не забывай, что ты, прежде всего мать, жена и хозяйка!
— Другие тоже! — ответила не повернувшись.
А через неделю, уходя на работу, предупредила Димку:
— Сегодня приду поздно. День рожденья шефа отмечать будем. Всех пригласили. И меня.
Димка забрал из школы сына. Помог сделать уроки. Они поели, постояли на балконе, ожидая мать. Та не спешила возвращаться домой.
— Черт меня побери! Что ж такое получается? Из меня баба лепит домохозяина! Я и за сыном, и в магазин! Даже ужин некому разогреть Носится по салонам и ресторанам, обо мне совсем забыла. На работу не звонит. Словно я совсем чужой стал для нее! — вспомнил человек, опустив плечи.
— Нет, Шурка больше не бегает по пятам, не выслеживает, с кем общаюсь. Совсем перестала обращать на меня внимание. Раньше так ласково называла. А теперь куда все дела? Ровно все эти слова из башки вышибли. Вчера нечаянно задел локтем, повернулась, да как рявкнула:
— Иль ослеп, козел?
— Во зараза! Чума безмозглая! А может она закадрила с кем-нибудь, нашла хахаля, мне в отместку, за все прежние грехи, — думает человек, опустив голову.
— Ты чего яйцы сушишь? — внезапно вошел в дом отец. И хлопнув сына по плечу, предложил:
— Пошли со мной в компашку! Вечерок весело скоротаем! Бабья будет море! Заклеим пару макак на ночку!
— Мы с сыном вдвоем. Не оставлю ж одного.
— А Шурка где?
— В кабаке! День рожденья шефа отмечают.
— Ни хрена себе! Это что ж творится? Стоило мне отлучиться, у вас порядка нет? Кто позволил бабе по кабакам шляться?
— Там вся фирма! Попробуй не пусти! Завтра самого с говном съедят. Иль забыл кто у нее дядька? Теперь Шурка в продвинутых, крутою заделалась. По парикмахерским, по салонам красоты носится. Попробуй наедь на нее, ответ один:
— Я женщина! Не хочу быть хуже всех!
— Вот это чмо! — рассмеялся Леня громко.
— Она даже не звонит на работу, вовсе не обращает внимания, куда и к кому пошел.
— Так это клево! Любую можешь снять!
— Могу, но неохота. Мы знаешь, как живем теперь? Кто первым из дома сбежал, тот и прав. Вот только мне грустно.
— А чего? Заведи пару новых мартышек, оттянись с ними ночь!
— Это ж за «бабки». А Шурка любила меня! Понимаешь, обидно теперь.
— Вот отморозок, чего ж ты хочешь? Когда сам годами ее не видел, в своей квартире не замечал, имя, забыв, называл только дурой, чего ж теперь от нее хочешь? Опротивел иль надоел ей, отворотило от тебя! Чему удивляешься? Бабы народ терпеливый, но не бесконечный. А может и вовсе забила на тебя, отрывается с каким-нибудь крутым по полной программе, за все прошлое наверстывает. В нем она, если честно вякнуть, ни хрена хорошего не видела. Ты ее в домработницах держал. Она даже подружкой тебе не стала. Это
я как мужик мужику говорю. И нечего скулить. Сам обосрался, сам подмывайся. Я со своими пташками, каких всего на ночь снимал, обращался лучше, чем ты с женой! Но знай, унизив однажды бабу, сначала себя кинул. Любая из них всегда сумеет защититься и отомстить, да так, что эту боль никогда не забудешь. Помни, баба, самый изощренный зверь. И если наказывает, то по-крупному.
Читать дальше