Наталья Апрелева - Пояс неверности. Роман втроем

Она залпом допивает чай. Облизывает губы и говорит:

— Это я к чему, собственно. В замке кто-то ковыряется. Если что. Неужели только я это слышу?

Пауза.

— Да ладно!..

Ладно, думаю я. Пора заканчивать с рефлексией. Пора заканчивать с амплуа печального клоуна.

Просто войти и поговорить.

Мне уже предоставлена новая жилплощадь. А мелкая взята на иждивение вместо. Какое циничное благородство.

А ты как полагаешь, мой ангел?

Зря ты молчишь.

Мамочка умна и проницательна, этого у нее не отнимешь. Но лично я думаю, что это настоящее паскудство: знать все обо всем и не подавать виду. Плести интригу. Собирать пасьянс из живых людей. Рассматривать каждую карту, размышлять, ставить на место.

Удивительная низость.

А мелкая? Тут я вообще молчу. Как легко она вписалась на содержание. Пустила слезу? Или — чего там, — кажется, ее вырвало старухе на передник?

Это она умеет.

Суки. Бессовестные суки. Представляю себе их разговоры.

Они перемыли каждую мою косточку, это стопудово. Я теперь, бл-дь, как скелет в лаборантской. Белый и блестящий. Меня можно показывать школоте, дергать меня за руки и заставлять щелкать зубами, ибо челюсть у меня на пружинке. «А теперь скажи что-нибудь, дорогуша! Выдай нам еще какую-нибудь историю! Ты же забыл нам рассказать, как ты сосал хуй у взрослого мужика. Нам очень, о-очень интересно! Поведай нам, не стесняйся, класс желает знать, как все происходило!»

Слышишь, мой ангел? У меня и вправду зубы стучат.

И рука тоже дрожит. Ничего, сейчас я вам устрою. Сейчас войду и скажу что-нибудь убийственно-саркастичное. Типа того: приветствую вас, уважаемые!

Погоди, надо вставить ключ.

Мой дорогой молескинчик, устроилась за огромным столом в кабинете Барыни и пишу настоящей ручкой с чернилами. Подумала, неужели в первый раз в жизни? В смысле, пишу перьевой ручкой? Кажется, да. У стола слева четыре ящика и справа четыре ящика, а внизу дико удобная подставочка под ноги, я даже отказалась от любимого занятия — писать на полу, валяясь на животе.

Только что наблюдала странный рассвет, больше похожий на закат. По темно-голубому небу плавно плыли странные полосатые облака. Такие, треугольниками, раздерганные на прядки — полосками-зигзагами. Розовые. Такие же розовые, как мой любимый свитер. Не знаю даже, смогу ли я надевать его снова. Сейчас я думаю, что после вчерашнего сумасшедшего дня — не захочу. Чтобы не напоминал.

Самым, конечно, замечательным событием вечера стало возвращение Любимого. Он тихонько, не желая, видимо, никого беспокоить, вошел в квартиру, воспользовавшись своим личным ключом. Подумаешь, у меня теперь тоже имеется личный ключ от Барыниной квартиры, вот он лежит, рядом с правым локтем. Точнее, тут три ключа, на связке.

Ну я понимаю, конечно, что это голимая глупость, но вот уже сколько-то часов просто не могу выпустить из рук брелок в виде маленького сердечка с эмалью, эмаль не красная, черная. Черное сердце — вроде бы несочитаемо, но стильно. Да ни при чем тут, конечно, этот брелок!..

Просто ключи ведь дают членам семьи, нет? Что скажешь, мой милый дневничок? Как жаль, что мне больше не у кого спросить. Ксюха недоступна со своим поломанным Гансом, Арине всегда было пофиг на меня, а Танька с работы пакует чемоданы, убывает в страну Португалию с газоэлектросварщиком. Знаю, что она девка душевная и отзовется, но нельзя же так наглеть с моей стороны. Садиться на шею.

А Барынин сын, кстати о членах семьи, ничего так. Точнее, он ужасно симпатичный, но я сейчас не об этом, а в смысле характера. Вчера, когда все просто хотели уже на стенку лезть из-за неловкости — ну, когда заявился Любимый, открыл рот и принялся обвинять Барыню в том, что она интриганка, а меня — вообще в чуть ли не попытке его убийства, именно Леша все уладил.

Да, про попытку убийства — реально, так и сказал, типа, с трудом спасся от верной погибели и все такое, меня сразу же затошнило, и пришлось отлучиться ненадолго. Пока обнималась с санитарным прибором, успела подумать, что все-таки Любимый красавчик — бледный, глаза горят каким-то бенгальским огнем, темные волосы расчесаны идеально. Не знаю, я думала, что не люблю его уже. Но скорее всего, это не так. Вот, обо всем этом я рассуждала в туалете, положив голову на ободок унитаза.

Когда вернулась в кухню через большую комнату — ее Барыня называет «гостиная», какое-то старорежимное слово, у нас в Сызрани были большая комната, дальняя и проходная, — так вот, когда я вернулась в кухню, Леша уже полностью контролировал ситуацию.