Наталья Апрелева - Пояс неверности. Роман втроем

— Отлично, — бодро отвечает Алеша.

— Да ладно, — говорит Саша.

Она тем временем разматывает большую часть текстильных оболочек и оказывается хрупкой невысокой девочкой в узких черных джинсах и майке без рукавов с переливающимся кислотным узором. Майка поочередно сползает то с одного плеча, то с другого. Волосы ее острижены как-то клочковато, пряди выкрашены в разные цвета, преобладает травянисто-зеленый. Огромные кроссовки «Катерпиллер» оставляют кружева следов на паркетной доске. Она шумно придвигает к себе кресло на колесиках, откатив его от письменного стола, и буквально падает на него.

— Красивая майка, — хвалю я.

— Да ладно, — отвечает Саша.

— Саша — скульптор, создатель современных инсталляций, — объясняет Алеша и смотрит вопросительно на мою девчонку. Девчонка комкает в руке край свитера нежно-розового цвета.

— Эта девочка, — считаю нужным сообщить я, — пока у меня живет. Так получилось. Сложности. Разные. Саша, вам удобно будет пройти со мной, я покажу, где можно разместиться, переодеться?.. Ванная, полотенца, горячая вода…

— Да ладно, — соглашается Саша, и мы выходим. Девчонка вприпрыжку скачет за мной. От волнения она грызет уже свитеров рукав. Скоро от нежно-розовой шерсти ничего не останется. Или это акрил? Скорее всего.

Открываю дверь в комнату, когда-то запланированную как гардеробная (надоели эти шкафы и обувные коробки штабелями! Должен же человек иметь место, где можно бросить рубашку и чулки!), но полноценно никогда ею не ставшую. Выбранный мною спальный гарнитур включает великолепный шкаф из массива березы, при сравнительно небольших габаритных размерах он отличается изрядной емкостью, без труда вмещая требуемый объем одежды. Так что гардеробная заполнялась только обувью разных сезонов, а также там разместилась гладильная система Philips, любимое место отдыха Тамары Петровны, помощницы по хозяйству.

— Вас не смутит диван в роли спального места? — любезно осведомляюсь я у Саши, она удивленно моргает и молчит. Девчонка выпускает нежно-розовые нитки изо рта и внезапно произносит речь:

— Саша, это прекрасный диван. Я типа понимаю, чего ты молчишь. Тебе как бы неудобно, что о тебе заботятся. И ты думаешь, что лучше тупо промолчать. А это реально неправильно, клянусь. Не думай, что от тебя хотят чего-то офигительного вообще. Просто надо сказать «спасибо». Да?

Девчонка смотрит на меня. Я смотрю на девчонку. Саша открывает рот. Говорит:

— Да ладно!

Потом, минуты через полторы:

— Спасибо, конечно!

Девчонка повторяет:

— Спасибо.

Я чувствую, что немедленно разревусь. Быстро разворачиваюсь и отступаю сначала в коридор, потом в ванную. Когда минут через пятнадцать возвращаюсь, застаю все общество на кухне. Алеша мечется с чайником, Саша странно разместилась на корточках у стены, девчонка вынимает из посудомоечной машины чашки.

— Мамочка, — сын мягко берет меня за руку, — мамочка, прости меня, идиота, я не подозревал, что ты так разволнуешься… Надо было предупредить, конечно… Просто так получилось, мы планировали с Сашей несколько дольше пробыть в Праге, но так получилось…

— Да ладно, — Саша перебивает его своим глуховатым голосом, — чего уж тут скрывать-то. Папаша мой меня выгнал. Ну и Алеху тоже. Ясный перец, зачем папаше Алеха, если папаша меня презирает и не хочет видеть?

Девчонка грамотно окатывает заварочный чайник кипятком, засыпает черного чаю, «Цейлонский щеголь», заливает водой, сверху аккуратно пристраивает полотенце.

— Ваш отец живет в Праге? — Я усаживаюсь на низкий диванчик, привычно глажу рукой темно-вишневую кожу, она чуть шершавая, очень приятная.

Один рекламодатель, крупный импортер испанской мебели, как-то расплатился за услуги, так называемый «бартер». Обычно я не приветствую такие акции, но в этот диван просто влюбилась, иначе не назовешь. Захотела его немедленно заполучить, и заполучила. Как раз был закончен грандиозный ремонт и переустройство квартиры, причем результатом я была недовольна — так бывает.

Нравилась только кухня, вот эти приглушенные тона, плитка на полу цвета терракоты, бабушкин буфет. Как только появилась возможность, я отреставрировала его и теперь горжусь им до неприличия. Так я и проводила тогда все время — на темно-вишневом диване, оглаживая пальцами то резной дуб буфета, то мягкую кожу сиденья и спинки.

— Живет, — с неожиданным смехом отвечает Саша, запрокидывая голову назад, ее пестрые волосы некоторыми фрагментами достают до острых лопаток, — а чего ему не жить-то, клинику держит. Говна пирога…