Уокер Перси - Ланселот

Я наблюдал за Марго. Она ела с жадностью крокодила и отлично выглядела — не жирная, но упругая и с приятной полнотой. За десять лет она превратилась из неоперившейся смешливой и кокетливой техасской телочки в уверенную владелицу замка, благородную хозяйку Бель-Айла, ставшую больше похожей на луизианку, чем луизианки, поскольку те не знают, на кого должны быть похожи, а она знала. Ее лицо источало такую томность и сладострастие, какое могут источать только тридцатидвухлетние женщины. От занятий гольфом ее обнаженные плечи покрылись веснушками, как у профессионалки. Тонкая чистая кожа рядом с переносицей была покрыта веснушками настолько густо, что они сливались в единое пятно — у любой другой это выглядело бы как круги под глазами, а у нее казалось просто тенью и свидетельством зрелости. Садясь, она поерзывала, равномерно распределяя зад по В-образному приямку сиденья.

Внешне ничего не изменилось. Однако когда я сложил газету и отодвинул кресло, чтобы встать, она стерла приставшее к губе волоконце бекона и произнесла будто про себя:

— Я давеча так устала, просто вымоталась, как собака, поэтому решила никуда не ехать — завалилась к Рейни под бок, мол, ну-ка, сестричка, подвинься.

Ничего не изменилось, только когда она это произнесла, я на секунду замер, опершись расставленными руками на край стола. Нет, чуть больше, чем на секунду — глазами я следил за секундной стрелкой. По золотому браслету (подарок Марго) ползла муха. Я ждал, когда она переползет мне на запястье. Переползла. Я ждал, когда она коснется волоска на руке. Выворачивая и подгибая крылья, она пыталась проползти под ним. Волосок сдвинулся. И сдвинулся его корень, который сдвинул нерв, который послал сигнал в мозг. Мне стало щекотно.

Как всегда, я уехал в офис, как всегда приехал домой к обеду, как всегда, вернулся в голубятню, но вместо того чтобы опрокинуть в себя три стаканчика и вздремнуть, я послал за Элджином.

Скажи мне одну вещь. Зачем мне нужно было узнавать правду о Марго и узнавать ее с такой окончательной уверенностью? Или, скорее, зачем, зная правду, мне потребовалось знать больше, получить доказательства? Неужели, чтобы унять лицемерие или даже вовсе положить ему конец, нужно знать все больше и больше?

И впрямь, ну зачем? И почему единственной целью моей жизни стало выяснить, спит Марго с Мерлином или нет, когда я и так знал, что спит, а если не с ним и не со мной, то с кем-то другим ведь спит же! Вот ты, ученый доктор и знаток человеческих душ, специалист по прегрешениям и торговец отпущениями, ты ведь не хуже меня знаешь, что ее прелюбодеяние, да и любое прелюбодеяние, есть не что иное, как соударение молекул и движение электронов по нервным окончаниям, ничем по сути не отличающееся от ползанья мухи по моей руке.

Наконец-то твое лицо стало серьезным, вся ирония исчезла. Спрашиваешь, любил ли я ее?

Любовь. Гм. Чем старше я становлюсь, тем меньше разбираюсь в таких крупных вещах. Могу сказать лишь одно. Было время (незадолго до нашей свадьбы и сразу после), когда я не мог не трогать ее, не прикасаться к ней. Я не мог ею насытиться. То, за что я осудил бы других, я делал с ней, делал прилюдно и ни на секунду не вспоминал о приличиях. Где только мы не тискались и не целовались! В супермаркете, держа в одной руке кусок холодной красной говядины, а в другой — ее теплую ладонь, потом в четыре часа дня на парковочной площадке. Нас было не отлепить друг от друга. Едем по дороге в пикапе, и как малолетняя шпана — башка к башке, а я еще и между ног к ней запускал неуемную руку.

Даже позднее, когда мы оба начали много пить, было хорошо — пить, чувствовать опьянение и сопрягаться всячески и повсюду — на полу, на столе, под столом, даже стоя в шкафу где-то на вечеринке. Ни одной посторонней мысли — только обладать ею постоянно, иметь ее всю и отдавать целиком себя по-всякому и везде, и всегда, и во веки веков аминь. Выпивка, смех и любовь — хорошая жизнь. Даже женитьба ее не портила. По крайней мере, какое-то время.

Любил ли я ее в тот день, о котором рассказываю? Любовь. Нет, это была не любовь. Не ненависть и даже не ревность.

Что означают эти старые слова? Чувства? А существовала ли когда-нибудь такая вещь, как чувства? Если да, то у нынешних людей их стало гораздо меньше. Актеры Мерлина могли изобразить пятнадцать стандартных чувств друг к другу, ни единого настоящего чувства не испытывая.

Нет, моим единственным „чувством“ было ощущение внезапного возвращения к жизни. Особое чувство пробуждения, как ночью, когда вдруг зазвонит телефон. И еще всепоглощающее любопытство. Мне требовалось знать. Если Мерлин „познал“ мою жену, мне требовалось познать это его „познание“.