Лиззи Дорон - Почему ты не пришла до войны?

Радио умолкло, а жизнь по-прежнему продолжалась.

Процесс Эйхмана и безумная Сареле уже не были на повестке дня в нашем квартале.

Ко мне подошла медсестра в белоснежной форме, нежно дотронулась до моего правого плеча и сказала:

— Меня зовут Сареле, я здесь дежурю по ночам. Хочу вам кое-что рассказать. Как вы знаете, у Елены совсем помутился рассудок. В последнее время она стала часто меня вызывать — просто не убирает палец со звонка, пока я не приду. Сначала я думала, она хочет пить или у нее что-то болит, но Елена просит лишь о том, чтобы я ее выслушала. Говорит, для нее это важнее всего. И рассказывает мне о женщине, которую называли Фата Морганой, о главном свидетеле в процессе Эйхмана. Ее показания не были занесены в протокол, и ее похоронили за оградой, несмотря на то что она была важнейшим свидетелем обвинения, поскольку лишь на основании ее показаний Эйхман был осужден и повешен. Рассказав это, Елена засыпает без медикаментов. В мою смену она засыпает, только рассказав эту историю.

Песах. Повсюду вместо занавесок ковры. На бельевых веревках и заборах проветриваются матрацы и одеяла. Для ритуальной уборки на газоны выкладывают домашнюю утварь. Благоухание апельсиновых деревьев смешивается с запахом свежевыкрашенных стен, воздух квартала напоен ароматом весны, хозяйственного мыла и моющих средств.

— В канун Песаха все должно быть новым, — говорили те, кто смиренно нес на себе груз праздничных приготовлений.

Другие ворчали под бременем праздничных хлопот:

— Послал Господь наказание: рабский труд да суета.

И по традиции все спрашивали друг друга:

— Куда на седер [4] Ритуальная семейная трапеза во время празднования Песаха. пойдете?

И у каждого отыскивался брат или сестра, дядя или другой родственник.

Елена на подобные вопросы всегда отвечала:

— Я буду праздновать седер здесь и повсюду. Сами видите, какие идут приготовления.

И люди делали вывод, что пасхальный вечер Елена проведет в кругу семьи.

Седер. Елена готовила квартиру к празднику. Гасила во всех комнатах свет, закрывала ставни, включала над входной дверью светильник и закрывалась изнутри: соседи должны были думать, что мы уехали. Вечером, когда к соседям приходили гости, в их домах зажигался свет, лучи которого пробивались в непроглядный мрак нашей комнаты. Тьма египетская перемежалась с этим призрачным светом.

Елена проводила седер по своим правилам. На праздничное блюдо она клала мацу, яйца, сельдерей и все, что предписано Агадой, за исключением горьких трав.

— Горечи я наелась на семь колен вперед, — поясняла Елена и каждый год клала вместо трав кусок пирога. — Для Песаха кошерно, — заверяла она.

Стараясь ничего не забыть, Елена сразу объявляла, что пророку Илие мы дверь открывать не будем.

— Мы же знаем, что он не придет, — говорила она и мне, и самой себе. — А что касается афикомана [5] Последний лист мацы, который по традиции крадут с праздничного стола дети. Поскольку без этого листа седер не может считаться оконченным, детей просят вернуть украденное в обмен на подарок. , то подарок ты и так получишь. Не смей ничего красть. Впрочем, даже если тебе захочется, тут не у кого.

И каждый год я получала подарок за то, что не крала афикоман.

Потом наступало время Агады. Елена рассказывала об исходе евреев по-своему, каждый год немного иначе. В зависимости от обстоятельств одни детали опускались, другие выходили на первый план.

— Чем отличается эта ночь от остальных? — задавала она традиционный для седера вопрос и сама же отвечала: — Да всем, всем отличается.

Звук ее голоса постепенно нарастал:

— Египтяне издевались над нами, угнетали нас… и мы стенали… Из заточения взывала я к Господу.

Елена плакала, потому что в ее Агаде все было не так, как много веков назад в Египте, Бог не слышал мольбу, и к рассказу о самом исходе Елена переходила не сразу.

— Мой долг рассказать тебе об исходе из Египта, Элизабет, чтобы ты во все дни своей жизни помнила, как я исходила из Египта.

И она рассказывала, что там, в далекой стране, в большом городе, седер проходил совсем по-другому. Во главе стола восседал уважаемый, мудрый человек, прекрасный, как Моисей, мудрый, как Маймонид, знавший Тору и все тайны Агады. У него были жена и семеро детей.

Все детки удались на славу: голубоглазые, светловолосые, высокие, стройные, совсем непохожие на евреев. Каждый из них мог стать поэтом, ученым, исследователем.