О'Санчес - Я люблю время

– Нет. Ничего плохого, дружочек, то есть абсолютно, напротив – явилось нам случайное хорошее, но давай пересядем во-он за тот столик…

– Какой столик, зачем?

– Вон за тот, где сидит патлатый чувак, что-то пьет. Видишь? – Света с недоумением всмотрелась в незнакомца за дальним столиком, на которого указывал ей Филарет, но ничего примечательного в нем не нашла: европеец, безусый и безбородый, один, в рубашке и джинсах, волосы длинные, наполовину седые, лицо хоть и в профиль, но видно, что все в складках и морщинках.

– Это мой старинный приятель, который, кстати, как две капли воды был похож на другого моего знакомого, безвременно ушедшего от нас… Пойдем, он занятный мужик, я вас познакомлю, и в беседе время пройдет незаметно. Как раз нам хватит до половины второго. Вставай, Светик, там на новом месте нам будет лучше, а ты и так, без подкраски, в полном порядке и как всегда красива… Девушка, нам две минеральных. Французская есть?… Тогда «Полюстрово» похолоднее. И принесите, прошу вас, вон за угловой столик, там где сидит, развалясь, и ковыряется в ухе вон тот солидный угрюмый джентльмен в черной расстегнутой до пупа рубашке, мы туда переместимся.

– Лук, здорово!

– А, Фил… Привет.

– Да, что называется – Питер маленький город.

– Нет, это просто мир узковат, чтобы вместить полное одиночество… Так ты не один?

– Господа, позвольте представить вас друг другу: Света, моя сотрудница. Лук, философ-примитивист.

– Очень приятно!

– Аналогично. Что вам заказать? И умерь голос, Фил, не называй имен: проклятые папарацци, всех оттенков желтого и коричневого, уже слетается отовсюду, дабы помешать моему досугу и извратить…

– Папарацци живут себе бурно, не подозревая о нашем с тобой существовании. Спасибо, но нам уже минералку несут, мы коку не пьем.

– Напрасно, молодые люди. Кока растворяет в себе печали, головную боль, почечные камни… Она вообще все в себе растворяет, даже стаканное стекло, если не торопиться пить всю порцию залпом и присмотреться. Но в данном случае это холодный чай, просто лимон оттуда я уже выел вместе с корочкой. Гуляете?

– Скорее, по работе. А ты что здесь делаешь, Лук?

– Как это что??? Не видно разве? Мечтаю о Париже.

– Ах, да, точно, извини. Так, значит, мы помешали тебе мечтать?

– Не, я уже доканчивал. Я правильно понимаю, что тебе сию минуту надо будет срочно куда-то ехать, и ты решил попросить меня о дружеской услуге?

– Ты чего? Какой еще услуге? Я у тебя ничего не собирался просить!

– Заботливо и с тактом присмотреть, чтобы к… Свете (Света, да?) не приставали посторонние ловеласы, пока ты отсутствуешь. Поопекать ее вдоволь. – Лук с ног до головы обежал девушку задумчивым взглядом, и та судорожно вцепилась Филу в рукав пиджака.

– Все шутишь. Не бойся, лапушка, я никуда не собираюсь срочно ехать и уж ни под каким видом, ни на минуту, не доверю тебя этому шустряку-шестидесятнику. Лук, она же тебе в дочери годится, как тебе не стыдно – обжигать ее голливудскими взглядами, не по возрасту нахальными и пылкими?

– Почему это мне должно быть стыдно? Я, в отличие от некоторых, не шастаю по паркам в рабочее время с сомнительными намерениями, не окружаю себя каждый раз все более и более ослепительными красотками. Жена знает?

– Я не женат.

– Опять?

– Света, не обращай внимания: это он разволновался в твоем присутствии, его приколам сто лет в обед… Спасибо… Сколько с нас, посчитайте сразу, будьте добры?

– Да нет, ничего, я и сама люблю поюморить под настроение. – Филарет по просьбе официантки принялся искать в бумажнике купюры помельче, а Света тем временем лучезарно улыбалась этому Луку, показывая, что ей не противно общаться с новым знакомым и она ничуть не боится его шуток и «ухаживаний».

– Более того, ты оскорбил меня, Филарет, назвав шестидесятником, что абсурд, если учесть мой спелый, но недостаточный для этого диагноза возраст, привычную мне среду обитания и общественно-политический образ мыслей. И все же в такой великолепный день я тебе прощаю и твою распущенность, и «шестидесятника», и жадность, выразившуюся в неспособности поделиться последним…

– Вот спасибо, дорогой. Ты чего?

– Сиди, я пойду еще чайку возьму. Надо было ей сразу сказать, да поздно сообразил. В хорошей компании даже у трезвенников горло пересыхает в полтора раза чаще обычного…

– Ну как он тебе?

– Ничего, нормально. Но… странный такой и мнит о себе много. А сколько ему лет?

– Не знаю. Вероятно, меньше пятидесяти.