Грэм Джойс - Реквием

— Выше голову, — говорила Кейти. — Ну и что, если мы промокли? Через час-другой мы высохнем. Какое это имеет значение? Что может быть важнее, чем находиться рядом с человеком, которого ты любишь больше всех на свете?

— Ну, в данный момент есть масса куда более приятных вещей.

— Не будь букой. Скажи, что ты любишь меня.

— Я люблю тебя.

— Нет, не так. Посмотри мне в глаза и скажи это так, будто это самое важное из всего, что ты говорил в жизни. И будто это последнее, что ты сможешь сказать, пока мы живы.

Грозовые тучи между тем приблизились вплотную; вокруг потемнело. Из них низвергался целый водопад, и Том воспользовался этим, чтобы спрятать глаза, увильнуть от выполнения ее неуместной просьбы.

— Скажи мне это, Том. Посмотри на меня и скажи, что ты любишь меня.

Он открыл глаза и увидел совсем другое небо и ослепляющий свет Иерусалима. Она хотела сюда приехать. Она хотела приехать вместе с ним, а он отказал ей в этом.

Седовласый англичанин неторопливо водил по саду небольшую группу туристов. Его приглушенный голос спас Тома от воспоминаний.

— …Нам нравится в это верить, мы чувствуем, что это соответствует действительности. Слово «голгофа» означает «череп» или «место черепа». Если вы посмотрите вон на ту скалу, вы увидите, что она имеет форму черепа. Его должны были распять в людном месте, в назидание, а здесь в те далекие времена был оживленный перекресток. Понимаете, смерть при распятии была медленной, долгой. Человек мог оставаться в живых целых три дня — пока ноги поддерживали его вес. Без этой поддержки вес тела давил на легкие, и человек умирал раньше, задохнувшись. Поэтому иногда, как акт милосердия, римляне ломали у распятого кости голеней, ускоряя его смерть. Но Иоанн пишет, что у Иисуса голеней не перебили, и «сбылось Писание»: «кость Его да не сокрушится». [28] Иоанн 19:36. А здесь вы можете видеть могилу, которая поистине замечательна, поскольку, обратите внимание, она пуста…

Туристы приблизились к пещере, выдолбленной в желтом камне. Том поднял голову и увидел у входа в сад мужчину в черном костюме, наблюдавшего за ним. Тот не торопясь отступил в сторону и скрылся за зданием привратницкой. Том поднялся и подошел к зданию, но мужчины там уже не было.

Том покинул сад, не оставив пожертвования.

Ахмед скреб голову с таким остервенением, словно у него там завелись насекомые. Свитки плохо поддавались его усилиям. Утром он вернулся к оставленному накануне переводу и был крайне неудовлетворен проделанной работой. Проверив, по своей привычке, перевод, он обнаружил в нем огромное количество ошибок. В небольшом отрывке он неправильно перевел семь существительных и сделал четыре несуразных грамматических ляпа. Даже если списать часть ошибок на то, что интерпретация текста еще не определилась, их изобилие было совершенно непонятно.

Как будто ночью кто-то прокрался к нему и внес в текст изменения. Эта мысль побудила его открыть ящик оттоманки, в котором он хранил свои талисманы.

Ахмед коллекционировал талисманы и верил в них. Он был куратором собственного маленького музея. Ко многим экспонатам были прикреплены бечевки, чтобы носить их на шее. Другие были кольцами или браслетами, третьи — флаконами с непонятными, но навязчивыми запахами. Были среди них и высушенные скорпионы, ящерицы и прочие твари, а также усохшая человеческая голова и мумифицированный палец руки. Два последних экспоната представляли для него чисто академический интерес. То же самое он утверждал и относительно всех других предметов своей коллекции, но на самом деле он верил, что некоторые из них оберегают его от вторжений джиннов.

Спиральная форма рукописи напомнила ему об имевшемся у него медальоне подлинного ханаанского происхождения. Ахмед увидел его среди археологических находок в Угарите и украл.

Ахмед осторожно взял медальон в руки. Он представлял собой стершуюся и почерневшую бронзовую монету с просверленной дыркой, через которую был продет грязный шнурок. На монете было выгравировано клинописью — также в виде спирали — заклинание, которое Ахмед, при всей своей учености, не мог прочитать. Он полагал, что это обращение к Астарте, а спиральная форма записи служит ловушкой для злых духов, в которой, как в лабиринте, они должны заблудиться и пропасть. Повесив медальон на шею, Ахмед вернулся к работе над свитком.

Покончив с проверкой старого перевода, он засучил рукава и с удвоенной энергией приступил к новому фрагменту.