Грэм Джойс - Реквием

— Ты плохо смотрел за костром, он погас.

Это был Мехмет. Он вернулся один. Я не имел представления, сколько прошло времени. Но утро еще не наступило, луна изливала на землю свой жемчужный свет.

— Где она? — спросил я.

— Пошла стелить брачное ложе, — ответил он.

— Стало быть, она сделала выбор.

— Да. Ты не сердишься на меня?

Я встал и обнял его.

— Мехмет, мой младший брат, — сказал я, — ты мне дороже всего на свете. Как я могу на тебя сердиться? Она выбрала лучшего из нас, моего брата. Такова воля Аллаха. Так тому и быть.

Мехмет с облегчением расплакался и прильнул ко мне. Он боялся, что нашей дружбе наступил конец. Он плакал и плакал и не мог остановиться; он благодарил Аллаха за то, что тот даровал ему любовь и этой женщины, и его замечательного брата.

Я с трудом усадил его.

— Нам нужно еще кое-что сделать, — сказал я. — Мы должны снова разжечь костер и приготовить свадебный пир, а также подготовить жениха к свадьбе. Когда она вернется?

— На рассвете.

— Тогда давай не будем терять время.

Я разжег костер, а Мехмет разложил в пещере все необходимое для свадебного пира. До рассвета оставался час. Я помог ему умыться и одеться и усадил его у входа в пещеру.

— Я прочту молитву за тебя.

— Правда?

— Это будет особая молитва. Давай вызовем силы, необходимые для свадебной ночи. Сделаем тебя достойным женихом. Я придам тебе силу льва, чтобы вы могли заниматься любовью до полного изнеможения. И крылья вдохновенной поэзии, которые позволят тебе шептать ей на ухо редкостные слова с каждым любовным движением.

Мехмет смущенно рассмеялся, а я очертил кругом то место, на котором он сидел на песке.

— Это для защиты, — объяснил я.

Я стал читать молитву успокаивающим, усыпляющим тоном. Когда Мехмет начал клевать носом, я вплел в молитву потаенные слова. Я уже не раз проводил гипноз с Мехметом, и он позволил мне закрепить в его памяти определенные слова, способствующие процессу усыпления. Дыхание его стало легким, поверхностным. Еще несколько секунд — и он впал в транс. Я осторожно дотронулся до него.

— Ты все видишь и слышишь, братишка. Ты видишь, как небо над вершинами гор светлеет, предвещая рассвет. Это очень красиво. Но ты не можешь выйти за пределы этого круга ни при каких обстоятельствах, даже если лев бросится на тебя. Ты не можешь двинуть рукой, поднять бровь, не можешь шевельнуть ни одним мускулом. И что еще важнее в данный момент, ты не можешь говорить. Ты не можешь произнести ни одного слова, не можешь издать ни малейшего звука. Даже если орел нападет на тебя. И это очень хорошо, потому что мне не придется слушать твои омерзительные стихи.

Глаза Мехмета были широко открыты, а взгляд, которым он смотрел на меня, был странным. Но даже моргнуть при этом он не мог. Однако в глубине его глаз я видел маленькую искорку, говорившую о том, что он сознает, как изменился мой тон, и всеми силами старается выйти из-под власти гипноза. Но я знал, что это ему не удастся.

— Дорогой Мехмет, вот уже несколько лет я терпеливо выслушиваю тарабарщину, которую ты выдаешь за поэзию. Но теперь терпение у меня лопнуло. Открой рот. Я хочу взглянуть на твой язык, доставлявший мне столько неприятностей.

Он открыл рот и медленно высунул язык. Все его тело было напряжено в попытке оказать сопротивление, но ощущалось оно только в его глазах.

— Ай-яй-яй, я вижу, твой язык почернел от твоей гнусной поэзии. Пусть это послужит тебе уроком.

У него перехватило горло, а розовый язык стал сначала фиолетовым, а затем черным.

— Убери его! — вскричал я. — Он так же отвратителен, как и стихи, которые он произносил!

Рот его закрылся, зубы сомкнулись, прикусив кончик языка.

— Язык твой греховен, Мехмет. Людям надо быть осмотрительнее, когда они говорят что-нибудь. Они обращаются со словами так, будто слова не реальны. Мы-то с тобой знаем, что они могут быть грехами. Живыми грехами — даже посссле того, как они перестали звучать. Но что я ссслышу? Что я ссслышу? Что-то очень странное. Мне кажется, что язык у тебя во рту ожил. Поиссстине, это воплощение греха!

Большие капли пота выступили на лбу Мехмета. Глаза его вылезали из орбит от напряжения, с каким он пытался освободиться от действия гипноза. Я носом чуял его страх. Что-то корчилось и билось у него во рту.

— Лучше выпусти ее, Мехмет, пока она не разозлилась на тебя. Она может и укусить!

Он открыл рот. Было слышно, как он давится чем-то. И вот между его распухших губ появилась черная голова египетской кобры, которая стала медленно выползать наружу. Мехмет по-прежнему давился, все его тело тряслось. Кобра, грациозно покачиваясь, все выползала и выползала из его рта, пока не шлепнулась на песок у его ног. Подняв голову, она двинулась к кругу на песке. Но она не смогла пересечь прочерченную линию. Тогда она поползла вдоль нее, совершив полный оборот и вернувшись к тому месту, с которого начала.