Сергей Обломов - Медный кувшин старика Хоттабыча

По телефону писатель говорил совсем другим голосом — мягко и нежно. Пока писатель направлял свое влияние в телефон, вливая его в уши далекого собеседника, Джинн все-таки решил рассказать ему о странной истории с Хоттабычем.

— А у меня к тебе вообще-то разговор был, — сказал Джинн, дождавшись, когда писатель попрощается и сложит свой маленький сотник.

— Мне ехать надо срочно, — озабоченным тоном ответил писатель, залпом выпивая весь свой кофе. — Давай в другой раз. Мне с тобой тоже поговорить надо. Я хочу, чтобы ты мне про «Ассемблер» рассказал. И про всякие «Бейсики» — «Фортраны» и «С+». У меня идея одна есть. Ты в этом понимаешь?

— Еще бы.

— Если хочешь, я тебя куда-нибудь подброшу, в машине поболтаем.

Джинн посмотрел на стакан с пивом: там оставалось примерно три четверти от полулитра. Пива было жалко. К тому же он только недавно пришел — домой ему совершенно не хотелось. А в машине писатель наверняка включит музыку на полную, да и вообще нормально поговорить вряд ли удастся. И он покачал головой:

— В другой раз так в другой раз.

— Ты мне позвони, — сказал писатель. — Или я тебе позвоню. Да и вообще — встретимся как-нибудь.

Писатель встал, но сразу же сел снова, вспомнив какую-то недосказанность.

— Слушай… Я могу у тебя совета спросить? Как у главного героя? Есть такая русская пословица: «Стеклянный хуй дураку ненадолго». Как ты думаешь, можно ее в эпиграф поставить? Слово «хуй» меня очень смущает. А? :

Джинн ошарашенно молчал.

— Ладно, подумай на досуге. Это тебе домашнее задание. Всех благ!

Они прощально поручкались, писатель кивнул «пока» бармену Саше и исчез.

Краткое содержание восьмой главы

В «Турандот» Джинн снова встречает писателя, который за несколько страниц разглагольствований коротко сообщает, что книжку он уже начал писать, утверждая при этом, что его ненаписанная книжка — самая лучшая на свете, чего, конечно же, никогда не позволит себе настоящий автор, не имея возможности сравнить эту с другими ненаписанными книгами. Расстроенный Джинн не соотносит странное появление Хоттабыча с началом активной деятельности писателя, вероятно, потому, что не верит в силу писателей творить из ничего, но все же подозревает, что писатель имеет какое-то влияние на его судьбу, в частности на отношения с возлюбленной. Однако писатель мягко съезжает, сваливая все на югославскую войну и противостояние добра и зла, а потом и просто сваливает, оставив Джинна на обломах.

Оставшееся от писателя время Джинн провел в грустном одиночестве, наполненном обрывочными размышлениями о судьбе себя — предстоящей и минувшей куда-то мимо его сегодняшнего положения среди судеб других. Он смотрел при этом в камин телевизора, но ничего в его огнях не видел, потому что его мысли не допускали до мозга сообщения глаз.

Встреча с писателем отозвалась в его сердце странным впечатлением: вот человек, который делает его параллельную жизнь. Да еще так делает, что предвидит его. Джинна, прошлое. Неужели он. Джинн, получился таким неизбежным существом, что его историю, вымученную разными свободными выборами жизненного пути, так же легко прочитать по его настоящему, как какую-нибудь компьютерную программу — для владеющих соответствующим языком?

Впечатлившись писателем и его легкой способностью ваять рисунки чужих жизней. Джинн вдруг отнесся к своей истории как к книге писателя, сочиняя как бы за писателя, а может, и вместо него или вместе с ним При этом Джинн думал о себе в третьем лице — в третьем, потому что их с писателем уже было двое.

"Так он сидел, — красиво представлял о себе отчаянно одинокий Джинн, — уныло потягивая пиво и не зная, как жить ему дальше в тоске…

А потом появился Пылесос. Пылесос с порога направился к Джинну, сел к нему за стол и начал без предисловии с приветствия:

— Здоров! Грузишься? Дай глотнуть. Короче, там Паша-Нарик косяк приделал, две чиксы с нами. Ты в деле? Финист, — громко крикнул он, — ты курить будешь?

Бармен Саша испуганно моргнул, порозовел и отрицательно покачал головой.

— Ну и дурак, там шишки таджикские — совершенно улетные, торкает круче Вериного гаша. — И уже потише, Джинну: — Чиксы тоже ничего. Можно рассмотреть.

— А Паша? — равнодушно спросил Джинн, глядя поверх Пылесоса на мельтешение МТУ.

— Паша на обломах весь, ты что, наркоманов не знаешь? — отмазался Пылесос. — Ему чиксы комплексно по барабану, ему даже зеленый не в кайф — так, перебиться. Ему бы пару точек поставить — это тема. Да он еще дец потусит и подорвется белого мутить — нарик есть нарик, сам понимаешь. Слушай, я же марку сожрал — вообще вещь! Вставило так, что чуть не потерялся. Но сейчас на шлейфе уже — тянет потихонечку, но не прет. У тебя денег сколько есть? Давай его еще на одну раскрутим — тебе все равно больше половины нельзя, тебя фантазии задушат. Есть деньги? Жаб, кстати, могу и один окучить, они поведутся, мне не влом самому обеих. Для тебя стараюсь… Хата свободна у тебя? Ты же вроде один…