Герард Реве - Тихий друг

Но как ни верти, все это сплошная теория: увидит ли он Марселя еще раз, станет ли реальностью большая («трагическая», подумал Сперман) любовь к невероятному мальчику, еще совсем молоденькому школьнику, который чистил рыбу в лавке?.. Рыбак, рыбачок, рыбачишка… Мелодия знаменитой, классической песни зазвучала у Спермана в голове.

Ну, а если Марсель больше не появится, имеет ли смысл пытаться найти его? Вообще-то нет, но после некоторых раздумий Сперман решил все же попробовать. Можно поспрашивать по местным рыбным лавкам: «Не у вас ли работает мальчик по имени Марсель? Голубоватенький такой, носит браслеты и кольца. И чуть подкрашивается тоже». А попадешь в нужную лавку, так Марселя сразу же уволят, чтобы не начались пересуды. Он останется без работы и не посмеет появиться дома, ему вообще некуда будет сунуться со своей накрашенной мордочкой, кроме как пойти к нему, Сперману, разве не вернется он тогда в отчаянии к Сперману?

Да… но ведь это было очень дурно, неслыханно скверным был этот вот план, с которым он сейчас играл — ходить и расспрашивать? «Скверно? Скверно?.. — размышлял Сперман, ловко опрокидывая внутрь очередную полную рюмку. — Не такой уж я и плохой. Для плохого я рожей не вышел».

И тут он взял все еще на треть полную рюмку «Марселя» и поднес ее ко рту, чтобы выпить медленными глоточками. Вкусом содержимое не отличалось от того, что он пил из своей рюмки. А чего он ожидал? «Выпить тебя… до дна… на коленях… стоя на коленях… — подумал он. — Марсель… милый, юный, жестокий мой повелитель… О, Господи…»

Он вернется?

— Он не вернется, — прошептал Сперман, — знаешь, кто вернется? Бард, да: бард вот точно вернется. Но Марсель — нет. Никогда…

Он выпил еще рюмку, и еще, но вопрос крутился в голове. Иногда ответом было «да», а потом вновь «нет». Запросто можно свести себя сума…

Сперман решил пойти на компромисс. «Он придет еще один раз, — подвел он, — он зайдет ко мне еще один раз. И больше не придет никогда» Сперман и не подозревал, что это окажется пророчеством.

Сперман был в смятении и пытался отвлечься, придумать какое-нибудь осмысленное занятие. После ухода Марселя он до вечера бездельничал и слишком много пил. Выпивая, записывал свои мысли, хотя и знал по опыту, что на следующий день окажется, что никакой ценности они не представляют.

Наутро, досадуя и стыдясь, он все перечитал: действительно — сплошная ерунда. Если Господу угодно, он вернется: записано, например, неровным почерком и с кляксами. Слово он — не с прописной, и, учитывая, что в таких случаях Сперман практически никогда не ошибался, он означало здесь Марсель, а не Бог. Ну, тут и думать нечего, это само собой.

Другая, гораздо более пространная и многократно правленая запись представляла собой нечто вроде наброска рассказа, в котором они с Марселем убили барда, так как он оказался Антихристом; юридически их оправдали, но потом отправили в очень хорошую психиатрическую больницу, где даже разрешили жить в одной комнате, и Сперман мог спокойно писать. Приятная, но неправдоподобная и слишком легкомысленная беллетристика.

— Негоже шутить со смертью, — пробормотал Сперман.

Сперман пролистывал вчерашние пьяные записки: они становились все более дикими и странными, все чаще речь заходила о Боге и Его намерениях. С нарастающим страхом читал Сперман, боясь, что, может быть, в грешной самости допустил письменное богохульство. Оказалось, это не так, хотя некоторые тексты содержали крайне вольнодумные пассажи.

В одном абзаце утверждалось, что Марсель послан самим Господом, с тем, правда, умыслом, чтобы проверить, сможет ли Сперман полюбить мальчика, который красится и носит бижутерию. Что-то в этом есть, подумал Сперман, и решил не упускать эту мысль из виду. В любом случае, у него гора свалилась с плеч: он не написал ни одного обидного слова о Господе.

(Спермана вообще-то беспокоило собственное отношение к Богу. Порой его охватывал острый безнадежный ужас, что Бог может отринуть его.

К счастью, такой панический приступ быстро уступал место разумным мыслям, и он осознавал, что, скорее всего, проблема была надуманной, это был плод самости: кто он, в конце концов, такой, чтобы Бог обратил внимание именно на него и отринул от Своего Царствия?)

Но было бы и в самом деле неплохо приняться за работу.

— Молодым людям полезно работать, — попенял сам себе Сперман.

Он как раз трудился над одной статьей: за нее заплатят немного, но не те гроши, которые он обычно получал за литературные труды. Статья была о том, как обращаться с котами, ухаживать за ними и кормить. Напустить в текст побольше воды, но не допустить ни одной фактической ошибки — вот главное, потому что иначе поступят жалобы. Сперману нравилось рабочее название статьи, гласившее: А стоите ли вы своего кота? «Что выросло то выросло», смиренно подумал Сперман.