VII
Таким вот образом, ровно неделю спустя, примерно в то же время я вновь оказался в поезде, направляющемся в южно-нидерландский портовый городок В. (Справедливости ради обязан упомянуть, что Кристина предложила приехать за мной и отвезти на машине, но я отказался: если она только увидит конуру, в которой я живу…)
Кроме смены белья, я взял с собой ручку, бумагу и чернила в совершенно невероятном, но для меня обычном количестве: целую упаковку бумаги формата А4, охапку перьевых ручек, три подставки под них же, две маленькие бутылочки чернил вторую я взял на случай, если разобьется первая — и еще пол-литра в большой, чтобы наполнять опустевшие чернильницы.
От вокзала я пошел пешком — Кристина объясняла, как добраться к ней на автобусе, но я забыл номер и был слишком погружен в собственные мысли, чтобы у кого-нибудь спрашивать, а просто стоять и ждать на остановке у меня не хватило бы терпения, — к ее дому, время от времени уточняя у прохожих направление. Один из них, худенький, красивый, хорошо одетый мальчик лет восемнадцати, улыбнулся мне в ответ с чуть большим энтузиазмом, чем принято, и мне показалось, что он почувствовал к моей персоне определенный, может быть, даже особенный интерес. Как и в большинстве таких случаев, я засомневался и решил, что это игра воображения. Но провести с этим мальчиком день, выходные, даже годы в бесконечном счастье — разве не заманчивей скуки, которая меня ожидала? Почему я не поговорил с ним, не назначил встречу? Среди моих знакомых таких полно: они заигрывают с потрясающей и ужасающей меня легкостью, по дороге на свидание договариваясь о встрече со случайным прохожим и тратя на это кокетство не больше усилий, чем им требуется, чтобы нагнуться и завязать шнурок. Но несмотря на ненасытный — хорошо хоть не постоянный — любовный голод, с которым я влачился по жизни, мне такие штучки давались с огромным трудом: даже когда инициатива исходила от другого, я сомневался и не верил, что незначительный разговор — попросить прикурить, разменять денег для автомата по продаже сигарет, узнать дорогу к пляжу, вокзалу или музею, — мог иметь своей целью нечто иное, чем то, что в нем буквально упоминалось. И если я все-таки решался остановиться и заговорить с незнакомым мальчиком — когда наконец решался, — земля уходила у меня из-под ног, и я знал, что его насмешливый отказ станет моей смертью, что у меня остановится сердце. (Говорят, я — распутник и проповедую «свободную» любовь — будто таковая может существовать на самом деле, — но я всегда понимал, что сексуальное деяние грешно, если ты не готов предложить партнеру любовь и дружбу; впрочем, я уже неоднократно говорил об этом. Но это в сторону, и не ломать себе голову.)
Между тем, когда я оглянулся, мальчик исчез. Жалея о своих колебаниях и трусости, я быстро пошел обратно, стараясь не срываться на бег, чтобы не привлекать внимания, и зачем-то посматривая на часы. На первом же углу, где мальчик, скорее всего, свернул, я огляделся, но его уже не было; должно быть, свернул на одну из улочек, пересекающих эту — передо мной был утопавший в садах район, где жили чистоплотные трудяги, — или зашел в один из ближних домов, прошел через палисадник и садик в кухню, как раз вовремя, чтобы помочь маме помыть посуду… «Улица Жимолости» — прочитал я; почему название улицы показалось мне таким дурацким, объяснить не могу.
Я тихонько брел дальше, пытаясь привести мысли в порядок. Что-то не сходилось: во всей ситуации было нечто нелогичное и противоречивое. Я ушел от Кристины на прошлой неделе в субботу утром. Почему она не попросила остаться на выходные? Куда-то собиралась?.. Или… Она кого-то ждала?.. Начнем с этого. А теперь она попросила пожить у нее эти выходные, но не для того, чтобы провести время вместе, а чтобы присмотреть за всей этой собственностью, пока ее не будет… С ума можно сойти: неужели для того, чтобы присмотреть за домом, действительно нужно было зазывать из другого города?.. Разве соседи не могли помочь? Или какая-нибудь нерадивая ученица (или ученик), которой нужно пересдать экзамены, не была бы рада позаниматься в доме, где никто не мешает?.. Или… не было никого… может, у нее не было никого: ни хороших соседей, ни друзей, ни знакомых… или никто не решался отпустить к ней домой своего красивенького сыночка из пятого или шестого класса гимназии, опасаясь за его невинную юность… Не славилась ли Кристина в этом богобоязненном городе рыбаков и матросов своим «легкомыслием»?..
Читать дальше