Михаил Кизилов - Капитан

— Товарищи офицеры, сегодня экипаж доел последний килограмм мороженой рыбы, пора либо переходить на консервы, либо ловить с юта на ходу свежую.

Все понимающе улыбнулись и с сожалением посмотрели на меня. Несмотря на то что тетрадь у нас все вроде бы сходилось, спокойствия не было. А вдруг что-то не учитываю, вдруг чего-то не догрузили, вдруг при проверке обнаружится недостача или избыток?

Устраивать подсчет и перевешивать сейчас немыслимо — кладовые все еще основательно забиты. Поэтому стараемся следить, чтобы все шло по закону: положено — отдай. И только после ревизии немного успокоился. Командир назначил комиссию — проверить состояние дел в службе снабжения. Председатель комиссии капитан Гребенюк — начальник с медслужбы корабля. Высокий человек с четко очерченным носом и тонкими губами, Основателен, в движениях быстр, ходит стремительно. Санчасть содержит в идеальном порядке. Все время копается в оборудовании, что-то совершенствует. Еще находясь в заводе, насобирал кучу всевозможных агрегатов, аппаратов, механизмов. Сейчас в походе потихоньку устанавливает их «для использования в оздоровлении личного состава». Человек по натуре веселый, но в работе — сама сосредоточенность.

Так же основательно, как и за свое заведование, принялся за ревизию службы снабжения. Я, честно говоря, в душе побаивался, хотя каюты наши рядом, и мы часто коротаем вечера.

Четыре дня шла проверка, четыре дня Бобровский был сама предупредительность. Но постепенно, когда становилось ясно, что в целом за службой особой недостачи нет, его плечи разворачивались все шире и шире, а голос делался громче. Когда был готов акт проверки, согласно которому на корабле в излишестве оказалось несколько тонн муки (уже оформленной как сэкономленный продукт) и не хватало четырех килограммов мяса, он совсем развеселился. Хвалил себя везде, где мог. В конце концов помощник командира не выдержал и напомнил:

— Подожди, придем на базу, там еще проверочка будет.

Но Бобровский парировал:

— После Гребенюка мне личный ревизор адмирала флота не страшен.

И протопал на ют, смешно косолапя загорелыми ногами.

Лежим в дрейфе. Заправляемся с танкера. На горизонте сначала появился дымок, потом дым, чуть позже контуры корабля. Быстро сокращается расстояние. И вот уже виден идущий полным ходом гражданский танкер. Из суперогромных. Идет со стороны солнца, поэтому флага пока не разглядеть. Вдруг чей-то возглас:

— Ребята, наш!

И точно, на полном ходу проходит мимо советский танкер современнейшей конструкции, водоизмещением тысяч восемьдесят. Красота! На корме родной флаг, своя «советская труба».

— У-p-pa! — пилотки вверх, старпом не выдержал, дал команду приветствовать гудками. Наши прошли, не сбавляя хода, красиво, четко отсалютовав флагом и тифоном. На палубе тоже машут руками. Приятно.

Темный низ и ослепительно белый верх. Красота обводов и линий. Аляповато-серыми пятнами смотрятся на верхней палубе два глухо задраенных катера — спасательные. Катера огнестойкие. Могут идти по горящему морю, и люди в них не пострадают в случае катастрофы, оттого и терпят эту дисгармонию моряки, обычно столь ревностно относящиеся к внешнему виду корабля.

Восьмое марта. Каждый припас кое-что к этому дню. На столе шампанское — поднять бокалы за любимых женщин. Весь поход хранили игристое чудо-вино; через ворох дней рождений, через Новый год пронесли, но до Восьмого марта продержались и холостые лейтенанты, и солидные отцы семейств. Под тосты за женщин прошли границу Тихого и Индийского океанов.

После походного Восьмого марта написал сестре: «Если хочешь всю жизнь быть мадонной, богиней, просто любимой, выходи замуж за моряка, геолога, полярника. Словом, за того, кому судьба или воля начальства дают возможность остановиться, поразмышлять о смысле жизни, подумать о ее величестве женщине».

Самое дорогое в море — письма. Письма в армии всегда желанны, но в море, когда месяцами не видишь земли, — особенно.

Ходит корабль по морю, решает свои задачи, течет обычная жизнь, все размеренно и ясно.

И вдруг из БЧ-4 как молния — ПИСЬМА! И начинается новый отсчет времени. До письма. А потом после письма…

Сначала, едва успев распечатать, письма «глотают». Побыстрей узнать самое главное — все ли в порядке, все ли живы, здоровы. Потом вникают основательно — читают, перечитывают, изучают почерк, интонации, пытаясь представить, где и как были написаны эти строчки.