Артем Литвинов - Пылающая комната

— Ну, не скажи, дело всегда найдется, вот может быть вы, — он опять учтиво кивнул Крису, — пожелаете узнать, что вам сулит судьба.

Я встал и резко сказал моему другу:

— Идем отсюда.

Он покорно поднялся, и мы вместе быстро ушли.

— Он тебя ревнует, этот чертов астролог, — заметил Крис мрачно, когда мы вышли на набережную.

— Нет, он не умеет это делать, такие категории в его вселенной не существуют, но он не безобиден.

— А я говорю, да, — настаивал он, пока мы спускались вниз к причалу. Там было темно и безлюдно, свет фонарей не доходил вниз. Я встал, облокотившись на железную ограду, море тихо плескалось у самой площадки, на которой мы стояли. Крис обнял меня и крепко прижался ко мне, я догадывался, что встреча с бывшим соперником подействовала на него, как укус скорпиона, но я даже представить не мог, что это его так взвинтит.

— Как он это делал? — спросил он шепотом, его прерывистое дыхание обжигало мне шею. — Ну?

Я не отвечал, я упивался его возраставшим возбуждением, оно передавалось мне быстрее, чем электрический ток в замкнутой сети. Его сердце бешено колотилось.

— Он принуждал тебя или ты сам хотел? — продолжал он, задыхаясь от нетерпения, его голос, его неотразимый голос, от которого сходила с ума толпа на стадионах, становился все глуше и глуше.

— По-всякому, — отозвался я с притворным равнодушием, мне доставлял удовольствие этот допрос с пристрастием. Он терял контроль над собой. Он резко развернул меня, и я, стараясь не смотреть ему в лицо, сосредоточенно начал расстегивать его джинсы. Мы целовались с той ненасытной жадностью, которая провоцируется столкновением требующего немедленного удовлетворения желания с крайне неподходящими обстоятельствами.

— Ну, уж нет, — он остановил мою руку в тот момент, когда можно было меньше всего этого ожидать, — это слишком просто. Я хочу все.

— Нет, Крис, — тихо взмолился я, опустив голову ему на плечо, — только не здесь, нас увидят.

Он взял мою голову и, запрокинув ее, посмотрел на меня в упор:

— А ты боишься? Пусть видят, плевал я на них.

Он расстегнул на мне джинсы.

— Я тебе обещаю, этого недоноска ты забудешь надолго.

Я вцепился в ограду, прижавшись к ней лбом, меня охватило безумное желание закричать, но вместо этого я нашел в себе силы только стонать в такт его движениям, а они становились все жестче, он обезумел от моего невольного сопротивления, боль не уступала наслаждению. Он крепко держал меня за бедра, не давая мне подаваться вперед при каждом нажиме.

— О Господи, полегче, это невыносимо!

— Потерпи, малыш, — попросил он с невыразимой нежностью в голосе.

— Не могу!

Он неожиданно дернул меня на себя, войдя настолько глубоко, что я закричал во весь голос, и тут же вышел. Он успокаивающе погладил мои ягодицы, мокрые от его влаги, и осторожно развернув меня, опустился передо мной на колени.

— Ты простишь меня? — спросил он. Я обхватил руками его голову:

— Я хотел этого, — сознался я, глядя ему в глаза, — твои губы прекрасны, Крис, любовь моя, освободи меня…

Я взглянул вверх, там, на ступеньках стояли две девушки, совсем юные, лет четырнадцати, не более и, тайно следя за нами, увлеченно целовались.

Произошел ужасный случай на концерте, после того, как все закончилось и Крис выходил со стадиона я по случайному стечению обстоятельств курил, стоя рядом с машиной Бобби, Крис шел быстро вокруг него толпились журналисты, поклонники и еще куча народу, и вдруг произошло нечто непонятное, они все начали резко оборачиваться на меня и в следующую минуту часть этой толпы была уже вокруг меня плотным кольцом. Меня фотографировали, задавали вопросы, просили дать автограф, спрашивали, как я познакомился с Крисом, какие у нас отношения, правда ли, что это я делал ему татуировку, правда ли, что весь новый альбом о нашей любви, я попытался вырваться, но сделать это было невозможно. Крис, увидев все это, рванулся ко мне, он был в ярости, к нему присоединились Бобби, телохранители и все остальные, завязалась настоящая драка, кому-то из репортеров он так заехал, что тот уронил камеру, вмешалась полиция, меня в полном замешательстве затолкали в машину, и Бобби тут же погнал, не разбирая дороги. Мы заехали в самые грязные районы города и остановились под балконом трехэтажного полуразвалившегося домика, прямо около живописной грандиозной помойки. Прошло минут десять, мы молчали. Наконец Бобби повернулся ко мне и в первый раз за все время хорошенько рассмотрел его лицо.