Гийом Мюссо - Ты будешь там?

— Выбирай, что сердцу угодно, — предложил Ямда с ликованием в голосе. — Есть гашиш, ЛСД, героин…

В периоды затишья кажется, что мы их победили.

Что наконец смогли их изгнать.

Что они больше не вернутся.

Никогда.

Но это не так.

Наши демоны всегда с нами.

Прячутся в тени, ждут своего часа.

Ждут, что мы потеряем бдительность.

И когда уходит любовь…

Приехав домой, Элиот с трудом поднялся по лестнице и сразу направился в ванную. Маленький лабрадор, услышав, что вернулся хозяин, выбежал ему навстречу и проводил до двери, весело помахивая хвостом.

— Отвяжись! — крикнул Элиот щенку и попытался его пнуть, но промахнулся.

Растакуэр обиженно взвизгнул и попытался вновь привлечь внимание хозяина. Но Элиот схватил его за шкирку и безжалостно выкинул в холл.

Оставшись один, доктор заперся в ванной, достал из аптечки шприц и иглу. Вынул из кармана пакетик героина, который продал ему Ямда.

Нужно было как можно быстрее что-то с собой сделать, лишь бы забыть сегодняшний кошмар, забыть глаза Илены, забыть слова двойника из будущего и отключиться. Элиот не хотел, как хиппи, испытать кайф или освободить сознание. Он надеялся, что в голове станет пусто и сердце перестанет так сильно болеть.

Разведя героин водой и профильтровав, Элиот впрыснул наркотик в вену на руке.

Горячая волна накрыла его с головой, и он почувствовал, что уплывает куда-то далеко-далеко, в темноту…

Сан-Франциско

1976 год. Несколькими часами позже…

Матту 30 лет

В это рождественское утро Матта охватила полная хандра. Последние недели француз работал не покладая рук на только что купленном небольшом винном заводе и смог достаточно быстро наладить процесс.

Сегодня жизнь показалась ему пустой и никчемной. Заглушив в себе чувство гордости, он взял телефон и набрал номер Тиффани. Он уже давно собирался извиниться за свое поведение. Телефон долго не отвечал. Возможно, девушка уехала из города, не предупредив его.

Вот что случается, когда откладываешь дела на потом.

В полдень француз решил поехать к морю. Элиот должен был улететь на Гавайи, а Матту полагалось зайти покормить Растакуэра и прогуляться с ним по пляжу.

Подъехав к дому Купера, француз увидел машину друга, брошенную посреди дороги.

Странно.

Он вышел из автомобиля, поднялся на крыльцо, позвонил в дверь и немного подождал.

Никто не ответил.

Матт достал ключ от дома, который Элиот дал ему перед отъездом, вставил в замочную скважину и понял, что дверь не заперта.

— Эй, есть кто-нибудь? — крикнул он, входя.

Тишина. Матт осознал: что-то случилось.

— Ты тут один, Растакуэр? — обратился француз к собаке.

Лабрадор посмотрел на него грустными глазами и залаял на лестницу, по которой нетвердой походкой спускался Элиот.

— Что ты тут делаешь? — спросил Матт удивленно. — Ты не уехал на Гавайи?

— А ты что тут делаешь?

— Да-а-а… ну и видок у тебя, — заметил Матт, пропуская замечание Элиота мимо ушей. — Что произошло?

— Тебе не понять, — ответил Элиот, спускаясь на несколько ступеней.

— Почему это? Я что, слишком тупой?

— Может быть.

Матт с трудом сдержался, чтобы не ответить на оскорбление. Это было непохоже на Элиота. Доктор редко бывал агрессивен и груб.

— Где Илена?

— Нет больше Илены! Все кончено!

— Ты что, в своем уме?

— Я ее бросил.

Матт оторопел от удивления. Он ожидал от Элиота чего угодно, но только не этого.

Купер упал на диван. Действие наркотика еще не кончилось. У него кружилась голова, тошнило. Голова раскалывалась.

— Подожди, Элиот, ты не мог бросить Илену!

— Еще как мог.

— Но эта женщина — вся твоя жизнь. Это лучшее, что у тебя есть.

— Заткнись! Перестань философствовать!

— Ты сам это говорил! И говорил, что только благодаря ей нашел свое место в жизни.

— И это — чистая правда.

— Если ты дашь ей уйти, ты будешь всю жизнь страдать и сожалеть об этом!

— Отстань, слышишь!

— Вы что, поссорились?

— Не твое дело, не лезь.

— Это мое дело, я твой друг, и я не дам тебе испортить свою жизнь.

— Послушай, Матт, оставь меня в покое!

Элиот закрыл глаза. Он не хотел оскорблять лучшего друга. Надо было все ему рассказать — все, что произошло за последние дни.

Но он не имел права. Это было одним из условий договора: никому ничего не рассказывать.

Слова Элиота глубоко оскорбили Матта, но француз все же произнес примирительным тоном: