Леонид Леонов - Пирамида. Т.1

Царственная внешность женщины дополнительно выигрывала на фоне спутника, наверно, ее же стараньями экзотически разряженного для контрастного сопровожденья. Своеобычно приклонив голову набочок, с прической из парикмахерской витрины рядом с нею сидел Дымков, пестрый и пышный, все такой же до забавности долговязый и, несмотря ни на что, по-прежнему бесконечно милый Дунину сердцу. Неизвестно даже чем именно прельщенный, но только с каким-то безотчетным, видимо, стремлением во что бы то ни стало угодить своей даме, он буквально из кожи лез, пускаясь в опасные мальчишеские проделки, лишь бы развлечь ее надменную презрительную скуку. Вдруг, например, находившиеся в зале посетители, кроме них самих, все стали на одно лицо и, одетые одинаково, словно в зеркальном повторении, даже сидели в тех же позах; рассеянной усмешкой дама вознаградила дымковское усердие. И не тем огорчилась Дуня, что увлеченный своим занятием не ощутил, как бывало раньше, ее присутствия в зале, в чем уже заключалась зловещая примета грядущих изменений, а что на такие грешные пустяки расходовал свой нездешний дар.

К счастью, скоро появился Сорокин, и в поднявшейся кругом суматохе, чуть ли не оставлявшей ветерок на лице, выяснилось одно за другим, что по соседству чествуют знатного бурильщика азербайджанских недр, а в ресторанном обиходе появилась ранняя зелень из подмосковных теплиц, а послезавтра режиссер со съемочной группой отправляется в Крым, чтобы немножко опередить нерасторопную северную весну, а через два часа на экстренном Художественном Совете министерства должен защищать дипломную работу своего ученика, — предлог был придуман на месте для фирменной марки и чтобы заблаговременно ввести в рамки неясную пока старо-федосеевскую девицу.

— Ну, чем вы собираетесь порадовать двух изголодавшихся путников? — фамильярно, берясь за обеденную карту, осведомился режиссер. — Посмотрим, что новенького в вашем социалистическом пищеблоке...

К сожалению, выбор как всегда был несколько ограничен, на сей раз из-за досадного перерыва в завозе свежих продуктов по распутице, так что в основном все повинности несла малосольная, якобы и в Букингемский дворец вхожая, деликатесная треска, вполне пригодная, как показал состоявшийся где-то конкурс поваров, для большинства гастрономических шедевров. Веселее пошло дело с закусками, также по части соусов и гарниров, причем Дуне представился случай благоговейно подивиться осведомленности больших артистов в дорогой еде. По ходу обсужденья стороны приходили к обоюдному пониманию, и окончательный выбор пал на дежурный борщок и шницель с горошком под рюмку перцовки, и если нет свежих фруктов, то сборный компот в придачу.

— А вы чего помалкиваете, Дуня? — заметив переглядывание официантов, с широким жестом спохватился Сорокин. — Видите, я даже имя ваше помню по прошествии стольких лет! Надеюсь, вы разделите со мной скудную трапезу... но прежде всего какой салат вам хотелось бы и что вы станете пить?

Признаться, в беготне по неисправным телефонам она ни капельки не проглотила с утра, даже зябла теперь от холода в пустынном пространстве с громадными оконными проемами, однако наотрез отказалась от предложенного пиршества. Уж ей-то, перед такою просьбой, никак не следовало в лишний расход вводить человека, от которого в конечном итоге зависела вся их судьба.

— Но я же не могу допустить, чтобы вы сидели просто так, без дела. Хотя бы легкое что-нибудь, например, эта букингемская треска... Бокал вина, по крайней мере?

— Нет, что вы... — очень правдоподобно, самостоятельно усмехнулась Дуня и прибавила, робея, что если найдется, то хотела бы получить ситро, а то после селедки пить хочется.

С видом вынужденного подчиненья Сорокин молчал до самого конца и чуть дальше, на случай отмены.

— Отлично... упрямая нынче молодежь! Значит, сюда плодовоягодный напиток, мне остальное... — и отпустил с наказом торопиться.

Критическим взором он обежал сидевшее перед ним провинциальное существо и сперва мысленно головой покачал на свою расточительную отзывчивость к людям, но потом похвалил себя за предосторожность, что не назначил встречу у проходной на Потылихе, где то и дело снуют насмешливые друзья. Так легко повредить свою годами создававшуюся репутацию скептика, эрудита в универсальном комплексе, импровизатора, непогрешимого мастера и арбитра смежных искусств и почти в глобальном масштабе аналитика социально-психических явлений, многократно доказавшего на киноконгрессах и международных симпозиумах диалектическое уменье разложить иной эпохальный персонаж на составляющие элементы: как-то — классовая принадлежность, экономическое положение, характер наследственных склонностей, семейное положение, месячный заработок и все прочее, из чего по воззрениям передовой науки состоит человеческая душа... тем досаднее было промахнуться на очевидном пустяке. О, эта глупая, нередко в яму нас ведущая надежда на какую-то ослепительную внезапность!..