Леонид Леонов - Пирамида. Т.1

В обеих версиях остается непонятным, зачем было ему при почти безграничных возможностях прибегать к неуклюжим ухищреньям, если мог впрямую, без передаточных шестерен, подкинуть режиссеру искусительный сюжет, как поступил однажды в сновиденье со стариком Дюрсо, и нередко ради забавы потусторонние силы вдохновляют иных политиков на разные эпохальные мероприятия. Видимо, они ради анонимности и под предлогом свободной воли предпочитают осуществлять свои некрасивые предначертания людскими же руками.

Именно оттого, что инженерия расставленной на ангела западни поражает своей прямолинейной жестокостью, бросается в глаза крайне неровное поведение Дуни в ту начальную ночь несчастья: вспышка отчаянья по поводу слепой канарейки и почти безразличие к судьбе отца, когда на семейном заседании обсуждались средства спасенья. Мать объясняла его для себя как раз повышенной впечатлительностью дочки: так глубоко залегла рана, что ни кровинки не просочилось наружу. Напротив, тот гадкий, уже через сутки сожженный детский донос был задержан как раз по требованью Дуни, с утра развившей просто непосильную при ее хрупкости спасательную деятельность. Начать с того, что еще той же разгромной ночью, в перерыве, пока младший брат безмолвно стенал и плакал в уединенном дощатом ящике, подавляя свое безутешное мальчишество, панический поиск любого исхода кинул его сестренку к заветной, так никогда и не объясненной старо-федосеевской колонне. Влекли туда запомнившиеся от одной давней прогулки с Дымковым зеленые, с привольным озерцом посреди и вполне пригожие для поселенья пологие холмы, пускай даже в землянке на первое время... Господи, да окажись там сама Атакама, бесплоднейшая из пустынь, такая добрая, потому что совсем бесчеловечная, Дуня непременно уговорила бы родителей скрыться туда от правды и ее чиновников, железной дверью затворясь навеки. Разумеется, очень скоро все они погибли бы там из-за отсутствия паствы и заказчиков, также по нехватке продовольственных продуктов... но все равно, все равно, лишь бы день и тишина!

Дуня застала в колонне бурю и мрак. Непроглядный океан, словно в раскачку на гремучих цепях, которых никто не слышал кроме нее, бушевал там из края в край, норовя закрученными на гребнях валами дошвырнуться до одинокой, в проеме неба, звезды. Как раз набежавшая волна остановила Дуню на приступке, однако успела черной пеной замочить ее простертые вперед, за черту просунутые руки. Было странно видеть себя, плечи и ладони, как бы в дырах от крупных брызг, вернее от заключенной в них тьмы, и так силен был гипноз образа, что всю обратную дорогу, да и дома целый час потом старалась незаметно стряхнуть с себя это... К сожалению, грустная концовка старо-федосеевской обители не позволяла нашим химикам нацедить в пипетку того мнимоиррационального вещества, которое сам рассказчик, для наведения тумана, упорно сближал с некой предвечной памятью, в которой как бы растворено сущее, так что мы, нынешние, включая номенклатурных работников, даже вождей, всего лишь блик от звездного луча, возникший на ее вознесенном гребне... даже малым ребятам очевидна ненаучность подобного воззренья.

Неудача с колонной и заставила Дуню броситься из одной крайности в другую: добывать через Сорокина необходимые средства на выручку семьи. Здесь полностью проявилась житейская Дунина непрактичность, ибо лишь в аду, по слухам, деньги за столь важный товар, как человеческая душа, выдаются без бухгалтерской волокиты, десятка страховочных виз, без троекратного подоходного обложенья. Но сделка была обоюдовыгодна, потому что по выходе на экран сенсационная картина о конструктивной изнанке бытия сулила ему кроме куша денег сверхколумбову славу... и, конечно, у такого ходока при его исключительном напоре и мощных связях хватило бы энергии добиться самого скоростного, благоприятного прохожденья в сценарных дебрях. Да еще незадолго до старо-федосеевской истории усилиями самого же Шатаницкого, не иначе как в предвидении означенной операции было создано Главное Управление атеистических фильмов с довольно либеральными полномочиями насчет как мистики, так и подцензурной эротики, лишь бы сработала заложенная в корень идея — расстрелянье Бога. Устная, при подписании указа, директива великого вождя позволяла не опасаться перегибов в деле совращенья верующих в просвещенное безбожие: на худой конец не составило бы затруднения сплавить такую долгоиграющую мину в заграничный прокат. Шепотом, не для дам, добавляли его игривый en toutes lettres, высказанный комментарий насчет склонности обреченных классов тонизировать малинкой свои дряхлеющие силы, — и якобы усы погладил при этом.