Леонид Леонов - Пирамида. Т.2

Тягостное сознание своей другим концом обернувшейся миссии — стать печальным вестником в домике со ставнями — заставляло Дымкова со дня на день оттягивать свой визит в Старо-Федосеево, позже сюда присоединилось опасение занести туда худшую на земле заразу. В свою очередь пугающее отсутствие вестей о Вадиме Лоскутове толкало старофедосеевцев на худшие предположения насчет его добровольного заступника, возможно, вызвавшего своим присутствием гнев диктатора. В разведку послан был хитроумный Никанор с наставлением беречься возможной засады, широко практикуемой для отлова сообщников арестованного; применительно к Никаноровой наружности трогательней всего выглядел совет поскромнее держаться на улицах, чтобы не привлекать внимание злых людей. Гонец прибыл на место к открытию пивного ларька, откуда улица Энгельса с памятным тополем посреди просматривалась во весь прогон. Первые же два часа непрерывного наблюдения за окрестностью со стеклянной, для конспирации кружкой в руке, поглотили скромную студентову наличность, да и окружающие, в большинстве одутловатой внешности сборище стало косо поглядывать на затесавшегося к ним детину. И тут последний внезапно в каком-нибудь десятке шагов увидел проходившего мимо Дымкова. Оказалось, занявшаяся с утра мытьем своей малолетней оравы квартирохозяйка упросила жильца, чем на койке-то валяться, сходить за нее на базар, проветриться. Никанору повезло вторично и в том, что целый хвост граждан с авоськами вытянулся за картошкой, так что пристроившийся позади ангела студент имел время вторично расспросить его, не вызывая ничьих подозрений. Дымков тоже заметно обрадовался возможности выполнить возложенное на него поручение через постороннее лицо, следовательно, без неизбежных в таком деле тягостных сцен и не привлекая ничьего внимания.

Но раз коснувшись затронутой темы, Дымкову нельзя стало обойти молчанием и данную ему в Кремле аудиенцию, на которой получил беглые сведения о Вадиме Лоскутове.

— Вы понимаете, Никанор, мне настрого запрещено болтать о нашей встрече с ним, — между прочим обмолвился Дымков, убедившись в отсутствии чужих ушей поблизости, — но я считаю, что нехорошо скрывать тайну от тех, кого она жизненно касается. Да и не успел бы полностью, на ходу, всего пересказать, на что у нас там ушло почти полночи...

— А и не надо полностью, предупредить можно и вкратце, — насторожившись, легонечко подтолкнул Никанор и тоном клятвы заверил ангела, что, кроме них троих, с Дуней во главе, ни одна душа не узнает про завязавшийся теперь разговор.

Кстати, он почти сдержал свое слово... если же позже к тройке и подключился некто четвертый, кому все они обязаны своим появленьем в данном повествовании, то лишь после выяснения, что все рассказанное в нем сущая неправда, которую и не стоит долее скрывать. Нагляднее всего проявляется она, пожалуй, в хронологическом парадоксе о несчастной Вадимовой участи. Сам Никанор объяснял его естественной, по недослышке в рыночной толчее, словесной путаницей. Кроме того, уже при последней встрече с Вадимом, когда постыдный монолог отступничества выявил всю необратимость его умственного разорения, студент наперед помирился с неизбежной трагической концовкой бывшего дружка; а не такая была эпоха, чтобы оглядываться на отстающих, зазря пропадающих, с разорванным сердцем падающих на бегу, так ему казалось тогда, по молодости лет. В подобном аспекте некогда было вникать в фактические причины Вадимовой гибели — от зверя или голода, настигающих неопытного беглеца в тайге сибирской. К слову, иные, насильственные варианты почему-то не умещались в дымковском воображении. Гораздо глубже, насколько можно было понять из бестолковой передачи ангела, взволновали Никанора программные замыслы вождя на завтрашний день мира с вопиющими отступленьями от генеральной линии своих предшественников, а кое-где и вразрез им. До вечера бродил по городу мыслитель Шамин, изнуряя себя напрасными терзаньями — как примирить дошедшие до него еретические откровенья с общеизвестными воззреньями беспощадного догматика. На практике постигал он тайны политического кораблевождения, состоящего не столько в решимости пойти на таран встречных препятствий, но прежде всего в искусстве маневра ради заключительного выигрыша, так сказать, с покрышкой. Студент уже считал, что ему посчастливилось послушать сокровеннейшие раздумья вождя над картой послезавтрашнего, окончательного боя, которым собирался, видимо, руководить посмертно, из могилы. И лишь в воротах старо-федосеевской обители с жутким холодком в спине прояснилось вдруг Никанору, что весь тот вечер в тайниках подсознанья и под прикрытием дум о вожде, велась у него мучительная работа по расшифровке основного логического противоречия между зарегистрированной датой Вадимовой гибели и его приездом к родителям на побывку, так сказать, чуда навыворот.