Леонид Леонов - Пирамида. Т.2

Великий вождь принимал ангела с расчетом на неограниченное время для посвящения его в программу совместной отныне деятельности на благо человечества. Популярно изложенная мировая ситуация не давала должного представления ни о последствиях такого преобразования, ни об обязательных для исполнителя навыках, достигаемых годами специальной тренировки. По нехватке воображения, которым после содеянных некогда скандальных вольностей, нынешние ангелы наделены лишь в пределах служебной надобности, Дымков покидал кабинет Хозяина со своим конвойным генералом в тоскливом смятении — не оттого, что любое государство, лишенное движущего в прогрессе эгоистического импульса, может оказаться без руля и ветрил в бешеной стихии капиталистического моря, не из опасения, сгодится ли для труда конструктивно вывернутая наизнанку рабочая рукавичка, не потому наконец, что торможенье разума, пока не выродился в мозговую опухоль на границе познаваемости, погасило бы весь творческий опыт памяти людской, а из очевидной теперь вероятности, что ввиду участившихся провалов даже мелкого, чисто бытового чудотворения, у него, бывшего ангела, просто не хватит сил на столь объемное задание, о котором судил по количеству времени, затраченного на его изложенье.

Прикосновеньем к дымковскому рукаву генерал еще раз напоминал об окончании аудиенции, но, и пятясь к двери, тот не отрывал устрашенного взора от чего-то вдруг проступившего над головой Хозяина. На мгновенье воротившийся было дар прозренья исчез тотчас за порогом. В приемной молча толпились участники предстоящего совещания, и одни, видимо, повторяли что-то в уме, а крупный и рыхлый, стоявший в сторонке, совал в рот белую таблетку. Сколько их там было и что за люди, Дымков не заметил, как и они его. Он уходил весь расплесканный, ничто встречное не отражалось в его сознанье.

Назад генерал вел Дымкова коротким путем, по безмолвной коридорной дуге, мимо часовых и дежурных. Высокий ранг провожатого, в лицо известного охране, избавлял от показа пропусков и удостоверений, которых у Дымкова никогда не было. И опять, во исполнение директивы, ангел и домой возвращался под почетным конвоем того же заметно притихшего генерала. После таинственной встречи при закрытых дверях некая наивысшая, для всей страны обязательная, святость облекала это долговязое чучело. Прежняя покровительственная ирония уступила место предупредительной заботливости, в частности, сделал героическую, при его-то росте, подать подопечному его жалкое пальтишко, чудом оказавшееся прямо под рукой, а на мокрых выходных ступеньках уверенней подпирал ангела, в самом деле поутратившего устойчивость, под локоток, дабы не подломился раньше времени. Осведомленный о всех государственных тайнах, кроме нынешней, провожатый лишь на полпути, в машине, справился безучастным тоном — договорились ли? И хотя Дымков в его тогдашнем растерзанном смятенье просто не расслышал вопроса, именно молчанье повергло генерала в трепет перед неизвестной ему, явно всемирной дымковской миссией.

Не заметил, как через центральные ворота выезжали на главную площадь столицы. Безлюдная ночная тишь провожала их до заставы. Та же сизая мгла колыхалась кой-где и в Подмосковье... но вдруг в проясневшем небе зазолотилось стрельчатое облачко и, следом, видная отовсюду, как на эшафоте, пророзовела волшебно на высоком бугре такая одинокая, обреченная церковка без креста на проломленном куполе. Вскоре тяжелые черные птицы закружили над пустынными полями. Их сиплый галдеж вместе с предрассветной сыростью ознобил насквозь дымковское существо в не по сезону легкомысленной одежке. Не без усилья расправив закоченевшие пальцы, он впервые и вполне толково принялся растирать ладони одна о другую, изредка прогревая парным теплом собственного дыханья, причем оказалось, что почти приехали. Задевая за плетни, ворча и крякая с непривычки к подобным захолустьям, машина пробиралась уже по тесному лабиринту поселка. С кратким устным наставленьем насчет пользования генерал вручил Дымкову список всяких телефонов и не без жалости, пожалуй, коснулся его плеча. Несмотря на ранний час, приветливая бабуля, словно и не ложилась, вышла встретить постояльца на крыльцо как раз в тот момент, когда тот шатко, ничего вокруг не различая, пересекал осеннюю, по щиколотку, лужу перед калиткой. К тому времени достаточно рассвело, чтобы различить смятое осунувшееся лицо ненаглядного ангелка. Он прошел мимо, хватаясь за углы, как после угарной попойки, она даже не предложила вдогонку заварить сухой малинки — последнее его телесное пристрастие.