Кэрол Берч - Зверинец Джемрака

А мы всё рубили и рубили. Ножи постоянно затуплялись, мы натачивали их и снова принимались за дело, вытирая пот со лба. Ворвань достается нелегко. Мы отрезали ломти и кидали их Сэму, Яну, Дэну и Габриэлю, а те, словно женщины на кухне, с улыбками и песнями, нарезали их на куски с ловкостью бывалых мясников, пока не получались тонкие пласты — «листы Библии», как их называли, похожие на страницы из кинеографа, который я смастерил для Ишбель за пять лет до того. Нарезанный полосками жир тут же отправлялся в котлы.

Одежда прилипла к телу. Жир. Китовый жир, из которого делают мастику и краску, мыло и смазки, лаки и масло для миллионов ламп. Я весь пропитался липкой смесью из грязи и гноя, сала, пота, желчи, желудочных соков величайшего создания Божия. Мои волосы буквально приклеились к голове. И все же — кто мог бы сгодиться для такой работы лучше меня? Не я ли ползал по канализационным туннелям под Темзой в поисках случайно оброненных кем-нибудь пенсов?

— Не снимай одежду — так и спи, — посоветовал Дэн, когда моя вахта закончилась.

Я решил, что он сошел с ума.

— Будешь переодеваться на каждую вахту — к середине плавания голым останешься, — объяснил Дэн.

Так я и спал, дыша испарениями собственного тела и китовой плоти, и от этих запахов мне снилась кровавая бойня в джунглях. Когда я встал на очередную вахту, жир в котлах еще пузырился, а палуба оставалась по-прежнему скользкой. Одежда на мне высохла и стала как вторая кожа. Рядом с кораблем плыли кости и внутренности кита — к вящей радости акул и морских птиц. Мы с Габриэлем перегнулись через борт и смотрели вниз. Утро уже наступило.

— Запоминай, сынок, — сказал мой наставник. — Вряд ли увидишь такое еще раз.

— Почему?

— Китобойный промысел долго не протянет, — объяснил с усмешкой Габриэль.

— Как это?

— Китовый жир уже никому не нужен. Теперь всем новое масло подавай. Ус для корсетов — это да, его всегда будут брать, но спермацет уже не в ходу.

— Что за «новое масло»?

— Черное масло, из-под земли, — сказал он.

С тушей мы управились за три дня. Трюмы были забиты, люки задраены, палубы отдраены до блеска.

Вперед! За новой добычей.

Мы повернули на восток. Всю дорогу сильно штормило, наш китобоец взбирался на крутые склоны волн и спускался вниз под их нескончаемый рев, повинуясь ритмичному дыханию океана и дикому вою ветра; за кормой вздувались темные воды. В этих бушующих широтах было немало судов. Издалека они казались игрушечными, едва видимые сквозь серое свистящее безумие, облепленные, как и наш «Лизандр», черными тучами птиц, которые издавали резкие зловещие крики. Порой другие суда подходили так близко, что можно было разглядеть темные татуированные лица матросов. Бывали и встречи — тогда лица с выцветшими глазами, отмеченными печатью моря, становились реальными и обретали имена. Дни начинали путаться. Мои глаза постепенно привыкли к морю, и я постепенно научился видеть далеко в бескрайнем водном пространстве. За два месяца мы набрали пять сотен бочек китового жира и потеряли одну шлюпку и одного члена команды. В районе полуострова Кейп-Код матрос по имени Джордж решил сбежать. Безжалостные волны разбили вельбот в щепки, пока мы поднимали его обратно на «Лизандр».

Мы встретили корабль, с которого нам передали газеты и вести из дома. Письма получили не все. Биллу, Яну, Феликсу и Скипу, да и мне, никто не написал. Тим получил письмо от Ишбель, и я видел, как он принялся его читать. Поначалу он улыбался, но спустя короткое время улыбка исчезла, и глаза, приняв серьезное выражение, забегали по тексту, то и дело возвращаясь к началу послания. С оборотной стороны письма я разглядел аккуратные ровные ряды слов, с длинными закорючками и легким наклоном влево, а также длинные вертикальные линии, которыми сестра Тима заполняла поля. В конце страницы явно прочитывалось ее имя с эффектной завитушкой начального «И».

Тим перевернул страницу и принялся читать то, что было на оборотной стороне. Слов различить я не мог, но где-то ближе к началу сумел разглядеть собственное имя рядом с именем друга: «Дорогие Тим и Джаффи».

Тим хмыкнул, взглянул на меня, покачал головой и опять углубился в чтение.

— Передает тебе сердечный привет, Джаф, — бодро сообщил он, опять перевернул лист бумаги и еще раз перечитал самое начало письма.

— Про мою маму пишет что-нибудь? Виделась с ней?

Тим не ответил.

— Посмотрим. — Я навалился на него сзади.