Катрин Кюссе: Исповедь скряги

Муравьишка. Первым, кто так меня назвал, был папа. В его тоне не прозвучало ни похвалы, ни осуждения. Просто шутливая констатация факта. Да еще с интонацией человека, которого не проведешь: мол, вижу-вижу все твои мелкие золотые запасы… Не могу ничего возразить. Ведь хорошо известно, что правда глаза колет.

Бывает, в голосе отца проскальзывает восхищение, когда он замечает, как ловко я выкручиваюсь. Да с нею ни забот, ни хлопот. Ради нее не нужно экономить летом, готовясь к холодной зиме, когда задует ледяной ветер. Муравьишка и есть.

Недавно я обнаружила, что предпочла бы родиться стрекозой.

Нам с Натали по десять лет, и мы воруем. Каждый день после лицея мы совершаем набеги в Евромаркет. Что мне больше всего нравится в этом деле — ни за что не надо платить. Новая, в хрустящей упаковочке, вещь достается даром. Зато я терпеть не могу страх, который испытываешь те несколько минут, когда стараешься максимально незаметно выскользнуть из магазина. Сердце колотится бешено, как в начале фильма «Полуночный экспресс», музыку из которого я обожала в 16 лет. Пальцы дрожат, на губах застыла фальшивая улыбка, а рука, тем временем бессознательно подталкивает по бегущей к кассе черной дорожке плитку шоколада за пятьдесят сантимов, которую надо оплатить, чтобы безнаказанно вынести уйму спертых вещей, распиханных по карманам и портфелям. Затем нужно спокойно дойти до автоматических стеклянных дверей, выйти на улицу, медленно пройти несколько метров и лишь потом броситься бежать сломя голову.

Я ворую вовсе не для того, чтобы испытать острые ощущения. Я их ненавижу. Если бы Натали могла воровать за меня, я бы вполне этим удовлетворилась. Ведь Натали куда храбрей меня. Не успела я заметить на полке стопку плетеных сумок, как две капли воды похожих на ту, которую вот уже несколько дней носит Натали, а она уже меня спрашивает: «Нравится?» Я отвечаю: «Да». И тут, без всякого предупреждения, бросив мне краткое «Готова?», Натали мчится к сумкам, хватает одну из них и удирает, вопя на ходу: «Беги!» Отбежав метров пятьсот, мы укрываемся в обувном магазине, запыхавшись, с пересохшим ртом и душой в пятках. «Ты рехнулась! — говорю я. — Ты ненормальная, совершенно чокнутая!» В ответ она с улыбкой до ушей протягивает мне вещественное доказательство преступления. Мне трудно долго на нее сердиться. Теперь у меня есть такая же модная плетеная сумка, как и у Натали. Ее носят через плечо на длинном кожаном ремешке. Сумка на халяву!

Когда привыкаешь получать вещи даром, то перестаешь понимать, почему за них вообще нужно что-то платить.

Чаще всего мы крали в отделе канцелярских принадлежностей. Я испытываю непреодолимое влечение к карандашам. Это мой фетиш. Мне нравятся блестящие, современные, разноцветные карандаши с ластиком на конце и запасными стержнями. Еще я люблю точилки и вообще все то, чем набит пенал. Кроме того, для моих братьев я краду детские книги и мелкие игрушки, главным образом револьверы, запечатанные в пластмассовые и картонные упаковки. Словом, всю ту мелочевку, которую наши родители наотрез отказывались нам покупать в супермаркете. Мне казалось, что детство моих братьев станет более счастливым, если они будут обладать этими вещицами.