Ирен Роздобудько - Пуговица

— Ну что, пошли в избу. Покажу тебе твое место.

И она повела меня в дом.

— Ляжешь тут вот, — указала на низкий топчан в углу просторной стеклянной веранды. — Тут есть одеяло, подушка. Завтра, если захочешь, поведу тебя в баню. Правда, баня у нас работает раз в месяц, но Яковлевна, заведующая, — подруга моя. Натопит. Все, спи. И я пойду. Завтра садом займемся.

Она плотно прикрыла за собой двери веранды, и я осталась в темноте. Сидела и смотрела в широкое мутное стекло, за которым виднелись причудливые силуэты старых деревьев. Еще утром я заметила с тыльной стороны дома большой сад, в котором, как разноцветные лампочки, висели желтые груши, красные яблоки и лиловые сливы. Внизу, в других дворах, урожай был уже собран… Не раздеваясь, я легла на топчан и с удовольствием вытянула уставшие ноги. Теперь, поменяв ракурс, я видела над собой темное небо, в котором, как рыбы в сетях, пульсировали звезды. Они водили хоровод, приближались и удалялись, то выпуская свои сверкающие усики, то боязливо сворачиваясь в ослепительный мячик. В ночной тишине было слышно, как дом наполняется звуками, деревянные стены веранды, остывая от дневного тепла, слегка потрескивали, где-то под полом шуршала мышь, время от времени в саду падали яблоки. На веранде витал аромат сухих трав, на расстеленных старых газетах лежали орехи, со стен длинными низками свисали сушеные грибы. Я впитывала звуки и запахи, как губка. Они были новыми, необычными и целительными. Я даже смогла впервые вздохнуть полной грудью — до этого было ощущение, что легкие забиты иголками.

…Звезды приблизились к самому окну и прижались к стеклу, расплющились, словно веселые детские личики. Я еще не могла улыбаться. Просто помахала им рукой и закрыла глаза.

Утро просочилось на веранду легкой молочной струйкой. Сад стоял по колено в тумане, который медленно оседал все ниже и впитывался в землю, делая ее мягкой и влажной. Я открыла глаза и увидела ту же картину, что и вчера: бабушка стояла надо мной. Но сегодня она держала в руке кружку молока и тарелку с налистниками — треугольными блинчиками с творогом, желтыми от домашнего масла и яиц.

Увидев, что я проснулась, старушка осторожно поставила всю эту роскошь на поломанный стул.

— Вот, поешь и приходи в сад. Будем снимать яблоки. Пора уже.

Хорошо, что она ушла, потому что я набросилась на блинчики, как волк. И едва не захлебнулась молоком.

Мне не нужно было ни одеваться, ни расчесываться. Я вышла в сад через двери веранды и замерла в восторге: таких фруктов я еще никогда не видела! Под тяжестью огромных яблок ветви деревьев гнулись до самой земли. Плоды были «щекастыми» и напоминали головки упитанных херувимов. Бабушка принесла кучу плетеных корзин и расставила их под деревьями. Я поняла, почему она сказала «снимать» — плоды были такими сочными, что брать их нужно было аккуратно, сок так и брызгал из них при прикосновении. Ветки, освободившись от груза, взлетали кверху и деревья благодарно кивали своими кронами.

После яблок настал черед слив. Таких же сочных, огромных, великолепных. Казалось, они были припорошены серебряной пыльцой. Но стоило стереть ее, как слива вспыхивала в руке лиловым фонариком. Сливы были сладкими, как мед. Нет, слаще меда… Я старалась работать быстро, но старушка все время опережала меня. Она успевала обработать два дерева, а я в это время заканчивала только одно. Полные корзины мы несли на веранду и высыпали сливы в большое алюминиевое корыто, их еще нужно было протереть и разложить для просушки. Яблоки мы сортировали и делили на три части: те, что не успели перезреть, ссыпали в погреб, битые нарезали и раскладывали на подоконники по всему дому, а некоторые старушка отбирала, чтобы сделать сок.

Работали почти до вечера. Когда я оглядела сад, увидела, что в нем больше нет красок — мы раздели его догола. В нем поселилась осень. Только на краю сада стояла одинокая айва. Я указала на нее, но бабушка махнула рукой:

— Эта может стоять до ноября. Слаще будет.

Когда мы наконец зашли в дом, мне показалось, что я попала в рай — повсюду лежали фрукты, от их запаха голова кружилась.

— Сейчас я в сельпо пойду, — сказала старушка, — а ты отдохни. Видно, что работать ты не привыкла. А по селу тебе шастать ни к чему — у нас тут везде уши и глаза. Еще скажут, что я батрачку взяла…

Она, казалось, совсем не устала. Сняла фартук и быстро пошла вниз по тропинке, ведущей в центр села.

Я осталась одна, села у окна и уставилась на айву. На каждой черной ветке висело по пять-семь желтых фонариков. Легкий ветер поднимал занавеску, висящую над незапертой дверью. Заглянула рыжая курица, громко кудахча, будто выражая свое недовольство миром, котенок прыгнул мне на колени и, отчаянно замурлыкав, принялся тыкаться прохладным носом в ладонь, настойчиво требуя ласки. На газовой плите что-то булькало в большой кастрюле — может быть, подружка той рыжей курицы… Я подумала: «Ай-ва…»