Ирен Роздобудько - Пуговица

Когда работа была закончена, за окошками палатки уже розовело утро, а утомленные зрители дружно храпели на своих раскладушках.

В девять утра палаточный городок окончательно проснулся. К импровизированной столовой сползались сонные живописцы, становились в очередь к лотку с пивом. Через час все должны были отправиться в горы на пленэр. У художников был такой вид, будто они спали не раздеваясь. Больше других в глаза бросалась девушка, приехавшая накануне. Ее невозможно было узнать! Негритянские косички торчали вокруг лица. Увидев ее, все зааплодировали. Кто-то протянул ей банку с пивом, кто-то стащил с ее плеча тяжелый этюдник. После яичницы и крепкого кофе художники нестройными рядами двинулись в горы. А там разбрелись в поисках выгодных ракурсов.

— Слушай, — шепнул Вадим Вике, которая устанавливала на поляне этюдник, — ты заметила — Лиса еще не произнесла ни единого слова… Или мне показалось?

— Не бери в голову, — отмахнулась Вика, — она всегда мало говорила.

Оба покосились в сторону Лисы, которая расположилась метрах в двадцати от остальных.

— Да… — задумчиво произнес Вадим. — Дома ее не узнают. Ты из нее страшилище сделала…

— А по-моему, очень даже хорошо! И голову мыть не надо! Между прочим, такой причесон в парикмахерской стоит гривень триста, не меньше! А тут — на шару…

— Все же мне кажется, что с ней что-то не то…

— Давай работай, психолог! — хмыкнула Вика. — И другим не мешай! Через пару часов иностранцев притарабанят — нужно успеть. Вдруг что-то купят?!

…Осеннее утро в горах — плотное желе, прохладная и прозрачная масса, которую, казалось, можно было держать в руках, настолько вкусным был воздух, настолько пестрым пейзаж, словно сотканный из объемных шерстяных ниток. А если отойти от того места, где Лиса механическими движениями расставила этюдник, и оттолкнуться от края каменной площадки — можно взлететь. И лететь долго — минуты три — к кобальтовой ленте реки, с вышитыми на ней золотыми лучиками. Даже больно было глазам смотреть на эти ослепительные вспышки. Река внизу тоже казалась вышитой между такими же вышитыми, но более толстыми нитками, участками леса, в который время от времени вклинивались огромные каменные валуны. Лиса отложила кисть и взялась за мастихин: такой пейзаж нужно вылепливать чистой краской! Раньше она бы никогда не решилась на такое. Но сейчас она лепила на холсте нечто фантасмагорическое. К обеду стало ясно, что это будет ее единственная картина, нарисованная здесь, — или придется ехать за красками в город. Услышав гонг, созывающий художников на обед, Лиса вытерла руки о джинсы, и Вика, глянув на Вадима, выразительно покрутила пальцем у виска.

По холмам уже бродили группы вчерашних гостей. Они подходили к этюдникам, нависали над спинами художников, обсуждали увиденное. Кто-то давал интервью.

— Замечательно! — услышала Лиса за своим плечом мужской голос. Собственно, слово прозвучало несколько иначе, с едва заметным акцентом — «замье-чья-тельно». — Вы намерены («намье-рье-ны») это продать?

— Эй, Лиса! К тебе обращаются! — крикнула Вика, заметив, что подруга никак не реагирует на вопрос импозантного господина.

Девушка медленно повернулась. С лица иностранца сошла широкая фирменная улыбка. Минуты на три он замер.

— Простите, — наконец произнес он и сделал два шага назад, — извините…

Несколько секунд постоял у нее за спиной. Потом решительно достал из портмоне белую пластиковую визитку:

— Простите еще раз. Я бы с удовольствием посмотрел и другие ваши работы. Я хочу их купить. Вот моя визитная карточка. Пожалуйста, возьмите. Я буду в вашей стране еще год-полтора и смогу в любое время приехать к вам в мастерскую. Здесь — все мои координаты, мобильный телефон…

Лиса машинально сунула визитку в карман.

За несколько дней до окончания биеннале, ночью, я тихо выскользнула из палатки. Спала я не раздеваясь, вещей у меня не было. Мне нужно было немедленно бежать — от этих палаток, от запахов краски и спиртного, от непонятных слов и поступков каких-то не известных мне людей.

Я побрела в гору. И чем дальше уходила от лагеря, тем острее чувствовала — это то, что мне нужно. Я попала туда, где мне следовало быть. Я различала запахи, как зверь, и видела в полной темноте. Мне кажется, что я даже бежала на четырех конечностях, бежала всю ночь, пока запах палаточного городка не перестал меня мучить. На крутых склонах мои руки увязали в земле, и я чувствовала, что она подвижная и живая. Я шла, пока над верхушками сосен не задрожали розовые полоски утра. Они расширялись, разворачивались и ниспадали на горы и лес. Мне хотелось пить, и я наклонилась над ручьем, увидела на его дне целое подводное царство — улиток, пиявок, личинок стрекоз… А потом нагребла на себя опавшие листья и проспала целый день. А ночью снова двинулась в путь.